Олег Север - Передышка

Наконец к часу ночи мы разобрались с алгоритмами построения и научились сносно ориентироваться в этой системе, примерно так, как недавно въехавшие хозяева в старом особняке. Впрочем, это скорее всего ненадолго, как может быть что-нибудь постоянное в доме, где двери, окна и лестницы все время меняют свои местоположения.

Выйдя из интернета, я оправился на кухню в поисках съестного. В холодильнике нашлись котлетки, хлеб, кетчуп и другие ингредиенты. Соорудив бутерброд к кофе, я собрался перекусить, когда в коридоре раздались крадущиеся шаги, а вслед за звуком на кухню вплыла моя тётя. От неё явно несло спиртным. Босиком, одетая в одну ночную сорочку, дёргаясь как в припадке хореи, [5] Также известная как "виттова пляска", или "пляска святого Витта"; от греческого χορεία, вид танца) – синдром, характеризующийся беспорядочными, отрывистыми, нерегулярными движениями. она производила неизгладимое впечатление. Я сначала испугался, не поехала ли у неё крыша, но затем заметил в её ушах внутриканальные "уши [6] Уши – наушники. " и успокоился, насколько это возможно в подростковом возрасте рядом с полуголой женщиной. Сорочка совсем не скрывала её фигуру, а местами даже очень выгодно очерчивала её достоинства. Я почувствовал излишнее возбуждение, угораздило меня попасть в это подростковое тело. В отличие от меня она не очень хорошо ориентировалась в полутьме, которая царила на кухне, но отчего-то зажигать свет не спешила.

Мои мысли усиленно вертелись вокруг одного вопроса, как бы ей дать знать, что на кухне она не одна и при этом не испугать, а то визгу будет… Умник помогать мне в данном вопросе отказался. Сказав, что он в человеческой, тем более женской, психологии не разбирается и разбираться отказывается, так как это вредно для его эвристического блока. Он потом такие коленца выдаёт, что сжигает логические цепи на раз. Я надеялся, что её смутит практически мгновенно закипевший чайник или она разглядит мою тушку, расположенную на стуле, зажатом между холодильником и столом. Но тётя ушла в себя и самозабвенно выделывалась под неслышную мне музыку. Поэтому я решил действовать и аккуратно протиснулся между ней и столом и спешно покинул кухню.

Оказавшись в своей комнате, я аккуратно прикрыл дверь. Давненько я так не нервничал. Сердце стучало, словно я прошёл донжон повышенной сложности или попался Ромуальдычу при нарушении режима. Под впечатлением от произошедшего я моментально смолотил все, что успел себе приготовить, и блаженно расслабился у окна, за которым была шикарная летняя ночь. Ущербный месяц весел буквой "С", заливая всё вокруг лунным серебром. С улицы тянуло свежестью, периодически доносился то громкий смех, то мат. Звякала посуда, явно не из-под сока, и громыхало нечто, что здесь называли музыкой. Многократно отразившись от стен домов, звук диким демоном взмывал ввысь, кружась под чуть заметными в лунном свете звёздами, откуда низвергался вниз на уши спящих. Наконец нервы у кого-то из живущих в окрестных домах не выдержали, у площадки затормозил патруль блюстителей порядка. После небольших переговоров полицейские, довольные жизнью и собой отправились восвояси, а дискотека под открытым небом возобновилась с прежним размахом.

Я пожал плечами и закрыл окно – типичный пример из жизни клептократического общества. Умник счёл момент подходящим и услужливо вывалил на меня все материалы по данному направлению, от экономических моделей до психотипов, наиболее распространённых в таком обществе. От чтения меня периодически отвлекал шум, который просачивался сквозь раму окна. Да, со звукоизоляцией в этом мире все обстоит очень печально, но при желании этот вопрос вполне решаемый. За окном громыхнуло, полил дождь, с улицы потянуло прохладой. Компания с визгом и матами разбежалась. Дождь барабанил по асфальту, стучался в окна – эта мелодия, так хорошо знакомая с детства, убаюкала меня, и я уснул, незаметно для себя.

Утро следующего дня началось с отчёта Умника о том, что он смог накопать по моему персу. Для начала он воспроизвёл ряд интересных диалогов. Благодаря им передо мной ясно, как в солнечный день, вырисовались все расклады, сложившиеся вокруг меня. Если вкратце, то дело обстояло следующим образом.

После смерти родителей моего перса, ну, если проще, моих родителей, мамин брат и его семья – это единственные близкие родственники, которые у нас с Аней остались. Отец рано потерял родителей и воспитывался бабушкой с дедушкой, которых мой носитель плохо помнил, так как они умерли, когда ему не было ещё и шести. Вот бабушку и дедушку по маминой линии я помнил хорошо, так как любил бывать у них. Конечно, эта любовь была взаимной, и не удивительно, что, когда бабушка Нина умерла, по её завещанию дом делился на четыре доли: половина дома отходила мне, а мама и дядя Женя получали по четверти дома. Я думаю, что такой расклад не очень порадовал мою тётку, которая "корью не болела, но деньги любила".