Алёна Васильева - Мёртвые зоны рая

— Буду. Если вы мне поможете подойти к окну.

Я проковылял к новой знакомой, чтобы поддержать. Фоном мелькнула мысль: «жаль, что очки морали здесь не начисляются».

Пальцы женщины были тонкими, желтоватыми, а кожа — почти прозрачной.

— А вы тут… с чем? — неловко спросил я, помогая ей добраться до узкого подоконника.

— Какая разница? — она только махнула свободной рукой, ничуть не обидевшись. — Главное, что это уже ненадолго.

Мы замолчали, глядя, как краешек солнца поднимается из-за синего горизонта. На воде заискрилась золотистая дорожка. Все краски стали ярче, и я окончательно понял, что на улице начало полярного лета. Белый туман заискрился, побежал волнами.

Безумно захотелось распахнуть окно и вдохнуть настоящий, напоенный незнакомыми ароматами воздух. Но в нашем распоряжении был только его стерильный больничный суррогат и рама без всякого намека на ручки и задвижки.

— А может разобьем стекло к чертям? — вдруг спросила женщина, словно подслушав мои мысли.

Я взглянул на нее. Изможденное лицо оставалось серьезным и только в прищуре глаз таились веселые искорки. Не у каждого здорового человека есть такой огонек.

Пожалуй, для нее я разбил бы не только окно. Жаль, что это единственное, чем я могу ей помочь.

— Сейчас попробуем, — я огляделся. Как назло, поблизости не было ничего громоздкого кроме стойки с капельницей. Мягкая казенная обувь тоже не годилась. Хоть бы цветок какой поставили, жмоты!

Растерянность плавно превращалась в раздражение. Вот она — возможность совершить маленький, хоть и дурацкий, подвиг в реальном мире. А подходящего орудия нет.

Я сунулся в ближайшую палату, потом в соседнюю. Люди мирно спали на своих кроватях. Набор предметов разнился в зависимости от тяжести состояния. Личные вещи тут были ни к чему. Я ругнулся сквозь зубы, стащил с одного из пациентов легкое покрывало. Ничего, не замерзнет. А вот нас уже через пару минут могут обнаружить. И все, я больше никогда ее не увижу.

Впрочем, а должен ли? Откуда эта странная симпатия?

Насколько мог быстро прошел обратно, плотно обматывая локоть тканью. Моя муза разрушения засмеялась:

— В одном фильме я слышала фразу: «на небе только и разговоров, что о море». А тут вот и море есть, и вроде как мы уже совсем на пути к небу, а мыслей и разговоров у нас только о том, как разбить дурацкое стекло.

Я улыбнулся. Мне тоже всегда нравился этот фильм.

— Ну, банзай! — я саданул локтем прозрачную преграду. Крепкая! Ушибся даже сквозь все слои ткани. Но собеседница совершенно искренне заливалась смехом, и я попробовал снова. Теперь в свете восходящего солнца ясно зазолотилась длинная косая трещина.

— Ну давай, еще!

Я стукнул в третий раз. Острые осколки посыпались наружу. Потянуло холодом. Даже не так. Невообразимой синей ледяной далью. Простором, распахивающимся под крыльями птицы. Бликами солнца на взметнувшейся из воды стайке рыб. Жизнью.

Я размотал плед, стряхнув стеклянную крошку, и накинул его на плечи незнакомки, чуть приобняв ее. Она не отстранилась. Мы оба чуть дрожали от холодного воздуха, проникающего в пробоину, и смотрели-смотрели-смотрели, как солнечный диск медленно выбирается на небо. Хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался.

Сводило с ума осознание, что мы видим и чувствуем настоящую жизнь в последний раз. Что минут через десять, может — двадцать мы полностью погрузимся в Игру. Искусственный заменитель, который казался таким реальным ровно до этого момента.

Я бы, возможно, еще мог выкарабкаться. Отказаться от переноса сознания, пережить лечение. Начать все заново. Но зачем? Если почувствовать такое желание я смог только здесь, в хосписе. И только с ней.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Маргарита.

— Красиво.

Она неопределенно хмыкнула.

— А в Игре? Как тебя зовут там? Может, я смогу тебя найти? Ты в Оке Дракона?

Собеседница медленно повернулась, взглянула на меня.

— Ты предлагаешь встретиться Там?

— Ну… да. Раз уж здесь… никак, — я почему-то стал путаться в словах. — Слушай, я разобью для тебя столько окон, сколько захочешь. И даже эффектнее, чем тут. Я буду тренироваться!

Она снова засмеялась.

— В игре я Margery Sunway, капитан звездолета «Sunway».

У меня даже в глазах потемнело. Другая игра. Другая!!! Я прислонился спиной к стене. Женщина утешающе прикоснулась прохладными пальцами к моей щеке. В дальнем конце коридора показались два медика. Они шли к нам не спеша, но все-таки слишком быстро.