Михаил Савич: 3- книга. Штурм

— Мих, тебе пора вернуться.

— Это моя жизнь, Серега, мне так лучше и так я буду жить.

— Нет, не будешь и знаешь почему? Боже, не дыши на меня. Слушай, ты просто обязан вернуться. Я не хотел тебе говорить, но сейчас просто не вижу другого выхода. Я подозреваю, что твоих убили.

Я тогда еще минут пять тупо смотрел в пол и эта фраза с трудом пробивалась в мое помраченное сознание.

— Что?

Это на тот момент было пределом того, что мог выдать мой мозг.

— Сам подумай, Мих. Машина была совершенно новая. Мерс, не что-нибудь. Отец твой ездил, особенно с женой или с тобой так осторожно, что над ним смеялись. Погода была идеальная, асфальт сухой, машин рядом не было. Вообще. В первом отчете полиции упоминалось повреждение тормозов, но потом этот отчет исчез. Исчезла и сама разбитая машина, ее эвакуатор увез, а какой и куда выяснить не получается. Дело закрыли сразу. Позже появился странный анализ крови твоего отца с трехкратным превышением нормы по алкоголю. Ты это можешь поверить?

— Нет. Он не пил вообще. За руль с мамой в машине он бы не сел, даже если бы мелкое недомогание почувствовал. Такси бы вызвал. Всегда так было.

— Знаю я и знаешь ты. Вот и думай, а чтобы думать тебе нужно бросить все это и привести мозг в порядок.

Меня тогда проняло и пить я бросил, не кардинально, но тот период жизни закончился. Начался другой, тоже не особенно веселый. По молодости лет я решил пойти по пути соблюдения закона и пришел органы. Заявление и все документы я принес с собой. Меня выслушали, забрали бумаги и обещали рассмотреть. Те, к кому я попал тогда, были, по моим впечатлениям, нормальными. Парню, потерявшему семью, они сочувствовали и даже недели две пытались что-то прояснить. Но потом что-то случилось и меня уже встречали там холодно и отделывались отговорками. В людях я тогда разбирался плохо, но все же что-то такое увидел в глазах следователя. Пару дней я думал о выражении его лица и о том, что видел тогда в его глазах. Страх. Через некоторое время я почти уверился в том, что следователь Иван Сергеевич боялся. Он не пытался меня переубедить или дать другую версию, он просто хотел, чтобы я ушел. Я еще долго не оставлял попыток добиться правды там, но постепенно меня стали встречать все жестче и вскоре я понял, что там я ничего не добьюсь. Мои личные исследования тоже ничего не прояснили. Кому это могло понадобиться? Какой мог быть мотив преступления? Никто не смог выдвинуть ни одной версии, даже фантастической. Как я ни старался, найти выгодополучателя не получилось. Два университетских преподавателя, значительных доходов и имущества не имели, а то, что имели досталось мне в наследство. Конфликтов у них не было, перед смертью поведение их было обычным, ни тревоги и никаких необычных разговоров. Они планировали обновить дачу в Мшинской и съездить в Хургаду, это последнее уже ради меня, нравилось мне тогда нырять среди кораллов и разглядывать его обитателей.

В общем, ничего я не узнал, ни от родни, ни от знакомых, ни от соседей.

Тогда начался другой мрачный пласт моей жизни. Это уже было не отчаянье и не скорбь, хотя и они не ушли совсем. Это был гнев, вымещал я его на ком ни попадя. Доставалось всем. Друзья терпели, знакомые перестали звонить и даже узнавать. Дошел я и до того, что решил жестко расспросить следователя. Мне было необходимо узнать, кто его запугал и ради кого это было сделано. Но и из этого ничего не вышло, теперь я этому рад, а тогда был в ярости. Следователь переехал в другой город и найти я его тогда не смог Через годы я смог узнать, что и он погиб в странной аварии в Балаково, где жил и работал.

— Из этой эпохи почти ежедневного насилия с вечными драками и попытками с помощью запугивания узнать от тех, кто по моему мнению мог знать хоть что-нибудь, из этого беспредела меня вытащила Наташа. Она сломала замки в моей квартире, когда я где-то шлялся и забрала меня к себе жить. Тогда она жила в большой старой квартире на Крюковом канале вдвоем с бабушкой Анастасией Петровной, которой было за восемьдесят и она постоянно болела. Постепенно мне стало легче, обстановка мне уже не напоминала о прошлом, все мои закидоны Наташка вытерпела, все поняла и все простила. Я успокоился и начал постепенно возвращаться. Она же потащила меня в церковь и это тоже помогло, тогда это было для меня нечто чужое и непонятное, но сама возможность выражать скорбь в некоей всем понятной и традиционной для России форме помогаем многим, помогла и мне. Панихида, свечка за упокой, краткая молитва. В церковь я старался приходить, когда там почти никого не было. Запах ладана, тишина, догорающие свечи в темнеющем храме это успокаивает. Восстановился я настолько, что попытку каких-то мутных функционеров из городских служб сдать меня в детский дом и забрать квартиру я отбил уже легко и даже с юмором. Немного черноватым, но все же. Все пятеро потерпевших остались живы и здоровы, немного напуганы и чуть менее обеспеченные финансово они легко, на мой взгляд, отделались. Хотя из Питера уехали все. Никакого криминала, но постоянное давление на психику, слежка и сбор информации. Даже шантажа не потребовалось, было даже весело настолько, что я мысленно называл себя внуком Остапа Бендера, много в том нашем деле было общего с классикой жанра. Делал я это не один, найти тех, кто ранее пострадал от этих вымогателей было просто — примитивный поиск в сети, где они возмущались людьми с интересующими меня конкретными фамилиями и должностями. У нас даже группа получилась и название "Внуки Бендера" всем в ней понравилось и сама деятельность в этом направлении — тоже, но это уже другая история. Тогда я понял, что люди берущие взятки и совершающие такие, незначительные на их взгляд преступления очень чувствительны к информации о них. Если собрать такую информация тщательно и грамотно, то они попадают в зависимость от обладателя таких знаний. Постепенно начинают нервничать и делать ошибки. У всех людей есть круг знакомых, друзей и родственников и выглядеть в их глазах мерзавцем не хочет никто. Тех, кто помогает избавиться от проблем не очень любят, но уважают и услугами таких людей всегда пользуются. Понимание этого нас обогатило. Не в этот раз и не сразу, но это в нашей стране, при почти стопроцентной коррупции — золотое дно.