И не без основания. Как раз накануне он отыскал в открытой теперь для подопечных деда Голуба потайной библиотеке и самостоятельно прочел первые три с половиной страницы трактата И. Купалы «Расширенный курс кладологии, кладографии и кладоделения».
Пока ребята до нее не добрались.
На жалобу конюха — хозяина этих апартаментов, что места слишком мало, и некуда поставить ни стул, ни шкаф, Вранеж с любезной улыбкой ответил, что стул можно поставить на стол, а шкаф — на кровать.
Что вероятнее.
Что случится с городом, Ивану думать не хотелось, а вот что случится с правителем, он знал совершенно точно. Он умрет со стыда.
Насколько позволил живот.
Зря надеялся.
Выйти в бой в них не осмелился бы и сам владелец, если не хотел стать мгновенной и единственной мишенью для всех искателей быстрой поживы из вражеской армии.
Если бы кому-нибудь пришло в голову сделать щит из чистого золота и украсить его рубинами и сапфирами по краям изнутри.
Потом весь день из-за забот да хлопот часы всё шли какие-то не приемные.
И отдать оставшуюся половину.
Вернее, в то, что в первую очередь упирается в преграду, когда пятишься на карачках.
И, в данном случае, это было не просто сравнение. Язык у него действительно был металлическим, с мелкими острыми шипчиками.
Если бы раньше не захлебнулась слюной при перечислении.
Поскольку техническая мысль Белого Света дальше ломающегося в критические минуты тормоза шагнуть не потрудилась, гудок для распугивания беспечных пешеходов так и остался не изобретенным, и ее лукоморскому высочеству приходилось теперь работать за него.
Срок давности некоторых спецопераций и круг допущенных к информации о них часто должен быть обратно пропорционален, интуитивно понимала Мыська.
На книги, статуэтки, пустые подсвечники, перья и кипу бумаги, вазы (к счастью, каменные), чернильницу (к несчастью, полную), шкатулки, тапочки, подушки и прочие равно незаменимые сейчас вещи он натыкался раз по пятнадцать.
Результат напоминал мозаичную картинку, собранную с закрытыми глазами.
Если расчесать.
Стол белого дерева — одна штука, пять золотых, двенадцать стульев из дворца — сто двадцать серебром, гобелен «Пастух», гобелен «Пастушка» — по золотому с половиною, книжные шкафы — в подвал.
Картина, по идее, должна была внушать зрителю если не ужас, то трепет и дрожь в конечностях, но, благодаря стараниям неизвестного мастера росписи по кирасам, эмблема гостя больше напоминала голодного небритого поросенка, добравшегося до оплошно забытой хозяйкой кастрюли с рожками и теперь с аппетитом и чисто свиной утонченностью их уплетающего.
До чего допрыгнул, туда и ударил.
Которые, если быть честным, никто из противников в пылу сражения даже не заметил.
Точнее, собранную из-под ног, стульев, стола и шкафов.
Докуда дотянулся, туда и потряс.
Потому что это невежливо.
«Наш прострел везде поспел», — заметил по этому поводу Голуб.
Правильнее было бы сказать, «плотной стеной», но на стену, и тем более плотную, голенастая дружина Кыся явно не тянула.
Весь процесс сопровождался многозначительно-укоризненными взглядами в сторону Малахая, пока тот не проникся и не сделал попытку помочь и оттащить последнюю книжку с нижней полки зубами.
Могли посчитать или чересчур глупым, или слишком настроенным предлагающуюся клятву нарушить, что пока никому из претендентов выгодно не было.
Наверное, от сухопутной болезни.
На тысячу пауков на данный момент.
Близкая родственница простой пираньи, но с внешностью золотой рыбки после похода по модным лавкам и салонам красоты всех столиц мира, и с таким аппетитом, что ее кузина по сравнению могла показаться заевшимся капризным снобом на диете.
Молотова.
То ли от того, что проникся важностью и судьбоносностью момента больше, чем все претенденты вместе взятые, то ли от радости, что его манипуляции с короной обошлись без кровопролития.
Читать дальше