Владимир Аренев: Порох из драконьих костей

Он глянул на Марту, рассеянно улыбнулся, как бы извиняясь за своего невидимого собеседника, и не сбившись с шага, двинулся дальше.

Вряд ли чей-то родственник — слишком он был спокоен и доволен жизнью, нечего таким делать возле морга. Разве что врач?.. — но молодой ведь, лет на семь старше Марты.

Потом она заметила того, кто наверняка был врачом. Он стоял среди взвинченной толпы, невысокий, с аккуратной лысиной на темени и аккуратными, щёточкой, усиками. Взмахивая руками, он пояснял, успокаивал, взывал к разуму и здравомыслию. Голос у него был под стать внешности, мягкий и домашний, но почему-то никого не успокаивал и не убеждал. Невысокого со всех сторон обступили, в основном это были тётки за сорок, многие сжимали носовые или бумажные платки, одна всё время перекладывала из руки в руку громоздкую кошёлку, похожую на дохлого ската.

— В сотый раз вам повторяю, — говорил невысокий, — мы не можем сейчас взять и всех оформить. Поэтому задержка, да. Но милые мои, вы же должны понимать…

— Что мы должны? — взвизгнула тётка с кошёлкой. — Что мы тебе, гадёныш, должны?! Совести у тебя нет, столичный ты прыщ! — Она развернулась всем корпусом, так что толпа поневоле расступилась. — Виктория, а ну звони своему куму! Пусть-ка выяснит, что вообще за…

На неё зашикали, но этим лишь ещё больше разъярили, тётка забыла о столичном прыще и атаковала своих же соратниц. Гвалт стоял до небес, Марта сумела разобрать только несколько фраз: что-то про живую очередь и ни стыда, ни совести. Она поняла, что к врачу ей не подступиться, и решила позвонить Элизе.

Мобильный, словно только этого и ждал, забился в кармане, издал долгое раскатистое кваканье (рингтон в своё время Марта подбирала придирчиво и обстоятельно), кое-кто из бунтующих даже отвлёкся от тётки с кошёлкой.

— Сколько тебя ещё ждать? — спросила Элиза. Спросила сразу в трубке и где-то позади, за спиной Марты. Та обернулась и увидела мачеху у выхода из морга.

Даже посреди больничного двора, рядом с чьими-то скандалящими родственниками, Элиза ухитрялась выглядеть настоящей королевой. Это иногда дико бесило Марту.

Ну ладно — всегда бесило, всегда.

Элиза была крупной женщиной — однако никому никогда в голову не взбрело бы назвать её толстухой. «Изобилие, но не избыток», — как в своё время метко подметил Стефан-Николай (за что был награждён подзатыльником и парой дней бойкота). Элиза была выше Марты на голову, носила облегающие платья со щедрым декольте, на которое обожали пялиться её клиенты; при этом не злоупотребляла ни косметикой, ни украшениями. Вполне логично, хмыкала Марта: при таком декольте кто станет смотреть на лицо.

Лицо, впрочем, у Элизы было красивым, с этим даже Марта соглашалась. Такие увидишь только в кино или в учебниках, на портретах королев, святых и прочих звёзд древности. И голос у Элизы был как у актрис, играющих всю эту знатную публику.

Когда мачеха чего-то требовала, она ждала беспрекословного, абсолютного подчинения.

— Ничего не забыла?

Марта молча протянула ей папку с ксерокопиями.

— Идём.

Не дожидаясь ответа, Элиза развернулась и вошла в здание. Санитары или кто там был в белых халатах — все расступались перед ней.

— Я договорилась, нас оформят вне очереди. Поедешь с ним домой, пока я буду здесь заниматься документами. Вот, держи. — Она протянула Марте пару купюр. — Возьмёшь такси.

— Но… — В горле у Марты пересохло, она чувствовала, как бледнеет от холодной, звенящей ярости. Слов не было. Просто не было подходящих слов. Хотя, наверное, Элиза всё делала правильно — более того, только она одна и могла всё устроить, это же ясно.

Но это ты, подумала Марта с ненавистью, ты его угробила. Он там… А ты в это время со своим егерем, с Людвигом-мы-с-тобой-обязательно-подружимся, чтоб он сдох, гад такой! И теперь что? Что теперь?! Что?!!

— Так, — спокойно сказала Элиза. — Давай хоть сейчас без сцен. Не очень-то уместно, не находишь? Вряд ли отец обрадуется.

И прежде, чем Марту прорвало, мачеха свернула налево, там был такой расширитель, с куцей пальмой в кадушке и двумя серыми банкетками, на одной успокаивал рыдавшую девушку врач с козлиной бородкой, а рядом, на соседней, сидел отец, сидел, вытянув ноги, откинувшись спиной на стену и прикрыв глаза. Он был очень бледный, под глазами круги, щёки и лоб в каких-то ссадинах, что ли, — но это был он, живой, подумала Марта растерянно, живой же! — и тут он посмотрел на неё, даже как будто с некоторым удивлением, словно не ожидал здесь увидеть, и спросил: