Макс Далин - Лунный бархат

Надо искать работу. Надо соображать, как работа днем совместима с ночным образом жизни. Веселье в клубе в полночь только начинается, сказать даме: «Я пошел, мне завтра рано вставать», — непростительно дурной тон. И потом — было бы великолепно получать побольше, чтобы хватило хоть на что-нибудь.

Энди, вернувшись из ночных странствий, тепленький, с глазами, мерцающими, как темные гранаты, в дивном расположении духа, увидел, как Лешка рассматривает газеты с объявлениями о найме и скорчил нарочито удивленную гримаску.

— Ой, Леш, ты что, горничную хочешь нанять?

— Ага. Лакея. Чтоб дверь открывал.

— А кто там еще? — Энди выхватил газету, отдернул от Лешкиных рук, заглянул. — Что — шофер? Зачем тебе шофер? Ты и сам неплох.

— Ну, прекрати. Мешаешь.

— Ты даешь — я угораю. Ищешь работу? Зачем?

— Ну что за вопрос! — Лешка начал сердиться. — Жить же на что-то…

Энди звонко рассмеялся тем самым демонстративным, театральным, девчоночьим смехом, которым изображал одновременно и нелепость, и комичность осмеиваемого предмета. Поправил воротник куртки жестом топ-модели. Вытащил из кармана новенький бумажник темной мягкой кожи и барским жестом швырнул на стол.

— Да мы богаты, как эмирский бухар! Смотри.

Лешка криво усмехнулся. Взвесил бумажник в руке.

— Ничего такой лопатник. Бомбим помаленьку?

Энди усмехнулся, закатил глаза, заломил руки — «ах, какую чушь ты сморозил!» Лешка смотрел выжидающе, неодобрительно, без улыбки.

— Мы же телефон Дрейка продали, Леш.

— А, так это твой лопатник? А кредитки чьи, то же твои? Гоп-стопчик?

— Ну, было дело. Я не граблю прохожих, не думай. Просто один живой ферт мне предложил… сам понимаешь, что. И заплатить обещал. И я все по-честному — поцеловал его и денежки забрал за это.

— Продешевил, — невольно улыбнулся Лешка. — Твой поцелуй дорогого стоит.

— Да ладно, дело принципа. Вообще-то, я не жадный.

Лешка вытащил из бумажника несколько зеленых купюр, остальное протянул Энди.

— Ой, брось, — махнул тот рукой. — Забирай все, я себе еще нарисую.

Лешка рассмеялся, сунул деньги обратно, бросил бумажник на стол.

— Ты, ворюга начинающий, имей в виду — от этого, от ксив, от лопатника, избавится надо было. Мы как-то с Маргошкиным папашей батарею отопительную меняли в магазине — так за ней кошельков нашли разных — пропасть. Воры насовали. Бабки вынут, а кошелек сбросят.

— Там батареи не было.

— Сонька — золотая руша! — Лешка схватил Энди за шиворот и встряхнул.

Энди к Лешкиному удивлению, и не подумал вырываться. Вместо этого он обхватил руками Лешкину шею и дунул в ухо. Лешка шарахнулся назад, как ошпаренный, потряс головой, передернулся, фыркнул:

— Дождешься, мой сладкий! Еще одна такая вы ходка — поймаю и изнасилую. Я ж не железный.

— Ой, ну поймал один такой…

Лешка погрозил Энди кулаком. Энди хихикнул и демонстративно отошел подальше.

— А кстати, — сказал Лешка, — давно хотел спросить. А вампиры того… трахаются?

Энди прыснул и спрятал нос в ладони.

— Угу. Еще как. Надеюсь, ты Клару имеешь в виду?

— Еще не знаю, — злорадно сказал Лешка. — А по-честному?

— Ну да, да, трахаются.

— А с людьми?

— Ну, ты спросил… Ведь сам же понимаешь прекрасно.

Лешка вздохнул. Он действительно понимал, вернее, чувствовал.

— У вампиров не так, как у людей, — продолжал Энди. — Тут главное — сила, понимаешь? То, что с ней происходит. Тебе не объяснить, ты так не чувствуешь.

— Сила, сила, — повторил Лешка раздраженно. — Конечно, где уж нам так чувствовать! Мы ж не Вечный Князь какой-нибудь облезлый.

— Да не бери ты в голову…

— Ну да, бери ниже. Ладно, фигня это все. Нашли мы с тобой тему. А если серьезно, то потом все равно надо будет устроиться куда-нибудь работать. Деньги в конце концов кончатся.

— Потом еще что-нибудь придумается, Леш.

— У тебя криминальные наклонности.

— Ага, — протянул Энди, втекая в кресло. — Еще какие…

И был при этом так мил, что злиться оказалось совершенно невозможно.

Ах, какая это была классная ночь! Первая ночь по классическим меркам, сказал бы я.

Мы с Джеффри шлялись по городу, совершенно не выбирая направлений, как школьники, которые смылись с уроков — и вели себя не солиднее, было так весело! Джеффри в своем длинном черном пальто нараспашку и белом шарфе напоминал вампира Валека из фильма с Джеймсом Вудсом — и я тут же сказал ему об этом. Он, оказывается, видел этот фильм, и немедленно рыкнул в инфразвук: «Кроу, как тебя заткнуть?» — а я запихнул ему пригоршню снега за шиворот. Мы пинали банку из-под пива; мы вылакали из горла бутылку кагора ужасающего качества, которую купили в каком-то ночном ларьке, вусмерть перепугав молоденькую продавщицу. Я дал Джеффри подножку, он шикарно плюхнулся в сугроб и заявил: «Мигель, ты ведешь себя, как ребенок, а я старый и больной!» — я имел дурость принять это заявление за чистую монету, протянул ему руку и тут же оказался рядом и в той же позе. Мы поцеловали в обе щеки какую-то пьяную потаскушку, которая попалась нам под руку — и она улыбнулась и присела на скамеечку; не знаю, встала ли потом оттуда своими ногами. В последний раз я испытывал подобный душевный подъем в двенадцать лет, когда пригласил в кино одну дурочку из параллельного класса. С дурочкой мне стало дико скучно через неделю. А через десять лет она превратилась в дуру, причем — в толстую дуру. Тогда я еще ни черта не понимал и верил, что можно быть по-настоящему близким с человеком. Теперь я поумнел, стал циником, разуверился во всем добром и вечном — и как же странно, странно и чудесно было чувствовать себя сейчас восторженным пацаненком! Ведь верю опять! И что еще — люблю, что ли?!