— Вы… не трогайте меня больше, пожалуйста, — взмолился Корнет, еле подбирая слова. — Мне нехорошо.
— Не может быть. Вам хорошо. Я чувствую.
— Не так — я так не хочу. Не надо.
На лицо вампира набежала тень — даже обозначилась складка между бровями.
— В чем дело?
— Не знаю. Просто не могу так и все.
— А вы знаете, что будет с вами в такой ипостаси, если вы будете пренебрегать своей новой сущностью? Знаете, Шурочка? Или хотя бы догадываетесь?
— Умру? — спросил Корнет, заставляя себя поднять на вампира глаза. — Совсем умру, да?
— Вот именно.
И тогда Корнет улыбнулся усталой спокойной улыбкой.
— Вы не хотите бытия? — спросил вампир пораженно. — Не хотите существовать?
— Хочу, — сказал Корнет, улыбаясь, и слезы выступили у него на глазах. — Только я уже не могу существовать так, как хочу. Понимаете? Я не могу убивать. И жить только по ночам, без солнца, тоже не могу. И вас любить не могу, хотя вы — сильный. Нет у меня никакой силы, и не буду я Вечным Князем.
— Что вы, Шурочка, опомнитесь! Ну подумайте, что лучше — бытие или смерть?
— Жизнь. Но я уже не живу.
Вампир вздохнул.
— Какая чертовская досада. У вас такие славные задатки, Шурочка, отпускать вас так обидно. Но раз уж вы так решили…
Он опять положил руки Корнету на плечи — и мир вокруг рухнул и снова собрался из темных колючих осколков. Место изменилось. Дом, в котором светилось то самое окно, исчез. Корнет прислонялся не к автомобилю, а к штабелю бетонных блоков — на строительной площадке, в прожекторном луче, рядом с забором, на котором все еще висела табличка «Стой! Опасная зона!» Истоптанный снег под ногами Корнета покрывали бурые пятна.
Корнет беспомощно взглянул на вампира.
— Почему мы…
— Мне очень жаль, Шурочка, — сказал вампир тихо. — Мне искренне жаль вас. Вы молоды и теплы, и вашей силы мне будет не хватать, честно. Но вы нарушаете равновесие. Подумайте, может быть, вы можете оставить прошлое в покое?
Корнет содрогнулся.
— Я не могу, — сказал он. — Простите, я просто… я боюсь, но я не могу.
— Мне придется это сделать, — сказал вампир. — Считайте это ударом милосердия, Шурочка. Это все прекратит.
Он вытащил из кармана куртки наручники и защелкнул один «браслет» на железной скобе, торчащей из бетонной плиты.
Вздохнул — и защелкнул второй на запястье Корнета.
Корнет не сопротивлялся, только смотрел удивленно и испуганно.
— Все, мой бедный друг, — сказал вампир со чувственно. — Взойдет солнце — и вашим мытарствам придет конец. Ваше тело рассыплется пеплом, а душа найдет дорогу туда, куда ей положено. Это будет не так больно, как ваша медленная гибель от голода.
— Может быть, не здесь? — спросил Корнет робко. — Здесь мне очень плохо.
— Здесь. Вы не передумали, Шурочка? Если вы хотите, я сейчас же…
— Нет-нет, — сказал Корнет поспешно. — Это хорошо. Самому мне страшно, так страшно — а вы все сделали как надо. Только уходите теперь, уходите, пожалуйста. Скоро светает, а мне еще надо подумать.
Вампир кивнул и грустно улыбнулся. Медленно пошел прочь, вошел в густую тень недостроенной стены и растворился в темноте. Корнет остался один.
Ждать было больше нечего. Корнет встал поудобнее, опершись спиной на холодный бетон, потом вытащил из-за пазухи плеер и включил.
…Последняя ночь накануне Столетней войны,
Когда белый снег, вместо скатерти, застил стол.
Я встретил Вас, когда вы были пьяны,
И горящий помост с лихвой заменял Вам престол.
Я видел Вас, когда Вас вели на костер
И Вам в спину кидал проклятья королевский дом…
И черный дым над Вами свой зонт распростер,
А я залез в бутылку — и не помню, что было потом.
Позвольте Вас пригласить
На танец ночных фонарей,
Позвольте собой осветить мрак этих диких мест.
Позвольте Вас проводить
До самых последних дверей...
[Песня группы «Зимовье Зверей»]
Вот так, мой прекрасный государь. Твою Элизу ведут на костер. Можно, конечно, вообразить, что огонь превратится в белые розы и на костер спустятся белые лебеди — но скорее всего, я просто сгорю и рассыплюсь, и это правильно, хоть и страшно. Скорее бы. Ты же знаешь, что у меня внутри: грязь бесчисленных стычек с порядочными людьми, вериги вины, ржавые крючья чувства долга и комплекса неполноценности и сжигающий все генератор любви, как бластер героя кино — ослепительный всепроникающий свет, сквозь время, пространство и плоть, вечный жар, вечный запах горящего мяса… В сущности, я сам себя сжег. Это неплохой конец.
Читать дальше