Джим Батчер - Последний вызов

Она открылась.

Проклятье. Я предпочитаю более драматичное появление.

Я вошёл и увидел богато обставленную комнату с тёмными, густыми коврами, кожаными диванами, баром с закусками, баром с напитками и двумя женщинами, расположившимися на кожаном двухместном диване.

Они подняли головы, когда я закрыл дверь. Выражение Мёрфи было в лучшем случае рассеянным, взгляд затуманился, зрачки расширились так, что вряд ли способны увидеть синий цвет, а губы распухли от поцелуев. Она увидела меня и медленно, чувственно улыбнулась:

— Гарри. Это ты.

Другая женщина одарила меня такой же улыбкой, только более хищной. Её чёрные волосы с синими прядями спускались до плеч. Зелёные глаза с золотыми прожилками смотрели ярко и пылко. Чувственные губы. Одета в серый деловой костюм: юбка с пиджаком и расстёгнутая до неприличия блузка. Она была такой, как её описал Барт Деккер, — высокая и красивая.

— Итак, — произнесла она глубоким грудным голосом, — это Гарри Дрезден.

— Да, — ответила Мёрфи, глотая слова, словно пьяная. — Гарри. И его жезл.

Она хихикнула.

Боже мой, я имею в виду, она захихикала.

— Мне нравится, как он выглядит, — сказала брюнетка. — Сильный. Интеллектуальный.

— Да, — согласилась Мёрфи. — Я уже давно его хочу. — Снова хихиканье. — Его и его жезл.

Я указал волшебным жезлом на Медитрину Бассарида:

— Что ты с ней сделала?

— Я? — спросила женщина. — Ничего.

Мёрфи покраснела:

— Как сказать.

Женщина томно рассмеялась, поглаживая волосы Кэри:

— Мы только начали. Я поделилась с ней объятьями бога, чародей.

— Я хотела надрать тебе задницу за это, — сказала Мерфи. Она посмотрела вокруг, и я заметил разбитую лампу на полу и перевёрнутый журнальный столик, на котором та стояла — свидетельства борьбы. — Но мне сейчас так хорошо…

Матовые голубые глаза посмотрели на меня:

— Гарри. Присядь с нами.

— Сделай так, — пробормотала женщина. — Мы хорошо проведём время. — Она откуда-то достала бутылку пива Мака. — Давай. Выпей с нами.

Боже, всё чего я хотел, так это выпить.

Но это было не то, что я имел в виду. Это было неправильно. Я сказал себе твёрдо, что это неправильно. Даже если Каррин поступит с пистолетом в кобуре на плече, как с остальной одеждой.

Или, может быть, это сделано специально для меня.

— Медитрина была римской богиней вина, — вместо этого сказал я. — А бассаридами называли служанок Диониса.

Я кивнул на пиво в руке и продолжил:

— Я думал, что менады предпочитают вино.

Она улыбнулась широкой искренней белозубой улыбкой:

— Любой дух — это дух бога, смертный.

— Их связывает психический канал, — сказал я. — С Дионисом. С богом пьянства и экстатического насилия.

— Разумеется, — ответила менада. — Смертные забыли истинную силу бога. Пришло время напомнить.

— Если ты решила устроить вакханалию, почему не начала с пива, которое бесплатно раздают на арене? Так ты заполучила бы гораздо больше людей.

Она презрительно усмехнулась:

— Его варят в котлах размером с дом при помощи машин, а затем охлаждают. У него нет души. Оно даже своего названия не заслуживает.

— Ясно. Ты презрительно относишься к пиву.

Она улыбнулась, её великолепные зелёные глаза уставились на меня:

— Мне нужно что-то настоящее. Во что творец вложил при создании гордость и любовь.

На самом деле это имело смысл и с технической точки зрения. Магия базируется на множестве вещей, среди них и эмоции. Как только начинаешь массовое производство, то из-за самой природы этого процесса теряешь чувство личной сопричастности к созданному. Для менады это означало бы, что в массово производимое пиво бесполезно вонзать волшебные зубы, и оно не может послужить основой для заклинания принуждения.

Пиво Мака, конечно, готовили с гордостью, я про настоящую личную гордость, а не про корпоративный слоган.

— Зачем? — спросил я её. — Зачем это вообще делать?

— Я не одинока в своих действиях, чародей, — ответила она. — Такова я.

Я нахмурился и склонил голову поближе к ней.

— Смертные забыли богов, — в голосе появился зарождающийся гнев. — Они думают, что Белый Бог изгнал остальных. Но они здесь. Мы здесь. И мне поклонялись в своё время, смертный.

— Может быть, ты не знаешь, но большинство из нас это вообще не волнует. Молнии с небес уже никого не удивляют.

Она зарычала, глаза засветились ещё ярче:

— Конечно. Мы ушли и оставили мир на ваше попечение, и что стало с ним? За две тысячи лет вы отравили и изнасиловали Мать-Землю, которая подарила вам жизнь. Вы вырубили леса, загрязнили воздух, и даже колесница Аполлона потускнела от дыма ваших кузниц.