Макс Фрай - Новая Дикая Охота. Рассказы для живых [сборник litres]

31 октября 2020 года, 03:07

Елена Зандманн, ну или не Елена, чёрт её разберёт, никто в мире толком не знает, как это явление называется, зачем существует и откуда оно такое взялось; ладно, предположим, Елена стоит на крыше крытого рынка Халес, куда смеху ради, как всё, что она всегда делает, забралась. Одновременно она плывёт по реке, широкой, неторопливой, пьёт обжигающий горький кофе, летит в облаках, притворившись большим самолётом, чтобы увидеть всё с высоты, сидит на доброй сотне деревьев сразу, читает книжку под одеялом примерно тысячей пар детских глаз, пьёт вино и смеётся в компании старых друзей, кружится на трёх каруселях, карабкается по скользким листьям на все крутые холмы, курит, спрятавшись под пешеходным мостом, сидит и рыдает, потому что сердце её разбито – удивительное ощущение, вообще ни на что не похожее, никогда такого не было, давай ещё!

Елена так отлично приснилась этому городу, такой дурдом здесь устроила, такой балаган развела, что он, конечно, сразу влюбился по уши. И всё, что с Еленой сейчас происходит – это город её, можно сказать, обнял. И ласково спрашивает:

– Тебе нравится? Это хорошая дань?

– Самая лучшая в мире, – отвечает Елена. – Как ты это устроил? До сих пор я была главным сном везде, куда приходила, а сама не видела снов.

– Это только начало. Кто со мной свяжется, тот видеть сны обречён, – смеётся человеческий город, который – сейчас невозможно поверить! – сперва показался ей так себе, ничего выдающегося. А на самом деле он – о-го-го!

Елена тоже смеётся, но не потому, что смешно, а от – как это называется? – счастья? Наверное, счастья. Потому что когда её любят, Елена, кем бы она ни была и как бы её ни звали, точно знает, что она действительно есть.

Двухэтажный дом на улице Вису Швентую становится высоким сказочным замком в новоготическом стиле, он мечтал об этом последние двадцать лет, насмотревшись журнальных картинок, которыми обклеили спальню жильцы одной из квартир; плиты, которыми вымощена Кафедральная площадь, делаются солёными, даже жаль, что никому не приходит в голову их лизать; на улице Укмергес пожилая женщина в тёплой, не по сезону шубе выходит на балкон, командует строгим учительским голосом: «Отдать швартовы!» – и их, надо думать, таки отдают, по крайней мере, балкон отделяется от огромного многоквартирного дома и куда-то, покачиваясь на волнах тьмы и фонарного света, плывёт.

31 октября 2020 года, 03:12

– Уже уходишь? – огорчился город. – Этому я совершенно не рад!

– Да и я не особо, – честно призналась Елена. – Я бы здесь ещё побыла! Но тут ничего не поделаешь. Я – явление нестабильное. В любом месте, где ни возникну, существую только один местный час, а потом надо начинать всё сначала, где и когда получится. Как повезёт.

– О, это я хорошо понимаю, – ответил ей город. – У нас тут много нестабильных явлений. Очень уж я вашего брата люблю. – И спохватившись, добавил с далеко не всегда присущей ему галантностью: – Но настолько прекрасного и удивительного нестабильного явления здесь до сих пор ещё не было. Я в восхищении. Приходи ещё поиграть!

Неинтересно подробно рассказывать, как после исчезновения Елены Зандманн, или что это было, реальность снова приходит в порядок. Приходит, и ладно, что с неё (реальности) взять. Но, справедливости ради, всё же не совсем в тот порядок, который был у нас час назад, до её появления, а в какой-то неуловимо иной.

В тяжёлой клетчатой юбке до пят, в накрахмаленной до скрипа белоснежной блузке, она вошла – не с улицы, а откуда-то из глубины помещения, то ли из туалета, то ли из подсобки – остановилась в нескольких шагах от меня, громко сказала: «Ножки медовые, сапожки пудовые, ножки болят, на ручки хотят», – и рухнула на пол.

Мы так растерялись, что сперва никто не спросил: «Кто это, откуда она взялась?» – а потом уже и спрашивать было не о ком, потому что женщина исчезла. Не встала, не ушла, не убежала, не отползла к выходу, а просто исчезла, как будто не было её никогда.

– Нннаверное, это один из моих новых пппризраков, – наконец сказал Василий. – Извинннините. Я сам впервые в жы-жы-жизни её увидел. Вслепую их ззза… ззззаккказал.

В школе он тоже так заикался; к старшим классам, вроде, прошло. Но вот опять вылезло. Впрочем, ничего удивительного. Мы сами сейчас не заикались только потому, что молчали, огорошенные объяснением Василия чуть ли не больше, чем исчезновением женщины в клетчатой юбке. И вопросительно косились друг на друга: «Ты тоже видел? Она была?»