Андрей Васильев - Останний день

— Я к чему веду — Певцова наклонилась ко мне, и я заметил, насколько серьезны ее глаза — Валер, для меня все происходящее не шутка. Все очень серьезно. Я правда хочу, чтобы ты стал моим мужем. Давно, очень давно. Я детей от тебя хочу. И если ты просто пошел на уступки нашим родителям, неважно по какому поводу, если тебе нужнее та, другая, а не я, то давай прямо сейчас скажем «стоп». Никаких обид, никаких претензий, обещаю. Даже родители, и те тебе счет не предъявят, я возьму всю вину на себя. Ну, как возьму… Сегодня же улечу во Флориду, лет эдак на пять-семь, да и все. Там море, там тепло, фруктов много. Совету твоему последую, куплю себе художественный салон на Коллинз-стрит, буду нести прогрессивное искусство в массы.

— О как — только и смог сказать я.

— Именно так — мягкая и теплая ладошка Юльки провела по моей щеке — Только так. Я не желаю выслушивать рассказы подруг о том, кто с кем и где тебя видел. Мне не нужны рассказы о том, что переговоры за полночь закончились. И у меня нет ни малейшего желания в один прекрасный день начать играть в многолетнюю забаву «ничего страшного не происходит, покой в семье важнее». Да, ты не святой, я это прекрасно знаю, и не сомневаюсь, что грехи на твоей душе появятся непременно. Это жизнь, и в ней всякое случается. Но я не хочу, не желаю, чтобы ты кому-то там поддатый в баре рассказывал о том, что это не ты женился, это тебя женили, чем всю жизнь поломали, а теперь хочешь, не хочешь, но круг замкнулся, и тебе из него не выйти. Я. Так. Не. Хочу! И не стану.

— Никогда тебя такой не видел — ни капли не кривя душой признался я — Удивила.

— Это не ответ — мотнула головой моя невеста — Если «нет» — так и скажи. А зубы заговаривать мне не надо.

— А как же «я привыкла жить так, как сейчас, и меняться уже поздно»? — напомнил я ей слова, сказанные у рояля в доме Певцовых — С этим как быть?

— Я женщина, не всегда говорю, то, что думаю, и не всегда думаю о том, что говорю. Но здесь и сейчас все по-настоящему.

И сказал бы я «да», вот только слишком много есть «но». И первое из них то, что мне, возможно, жить всего-ничего осталось, причем я сейчас не о Полозе веду речь. Арвид, конечно, заверил меня в том, что он все сделает сам, а мне останется только палачом поработать, вот только все такие документы пишут на бумаге, и всегда забывают про овраги. А ведь по ним ходить.

Да и Полоз в осеннем лесу еще неизвестно как меня встретит. И если даже он будет ко мне благосклонен, то мне, скорее всего придется делать выбор, причем любое из двух решений удалит от меня Юльку еще сильнее, чем мое нынешнее положение.

Если я откажусь от хлопотной, но временами интересной должности Хранителя кладов, то мне, скорее всего, придется в тот же день уносить ноги из Москвы, причем в такие дали, что представить страшно. Потому что если я этого не сделаю, то меня или разорвут, или осушат, или… Короче, там вариантов масса. Впрочем, вероятнее всего первой до меня доберется Воронецкая, которую больше никакие ограничения сдерживать не будут. Максимум за меня лесовик заступится, но и то не факт.

Ну, а в том случае если я скажу Полозу «да», то Певцова постоянно будет находиться под ударом. Она превратится в рычаг, при помощи которого на меня можно надавить в любой момент. Да-да, кто-то там говорил, что Покон запрещает вмешивать в дела родных и близких, и все такое, вот только этот негласный кодекс распространяется только на тех, кто живет в Ночи. А людям на него плевать. И если какой-то удалец возьмет и наймет крепких ребят, то Юльке несдобровать.

В общем и целом, мне сейчас надо сказать ей «нет». Признаюсь — через «не хочу» сказать, потому что это будет неправдой. Не всеобъемлющей, но тем не менее.

Надо. Но я этого не сделаю. Почему? Потому что слаб человек. Конкретно я слаб. Потому что я такого взгляда как сейчас, у нее никогда не видел. Потому что это неправильно. Скорее всего я пожалею об этой слабости уже в ближайшее время, но все равно сделаю так, как решил.

— Раз по-настоящему, то вот тебе мой ответ, тоже настоящий. Я позвоню тебе двадцать пятого сентября, в районе десяти часов утра и все скажу. Все, как есть. Чистую правду. А раньше ничего от меня не требуй, очень тебя прошу.

— Так нечестно!

— Как есть — я прижал ее к себе — Других вариантов предложить не могу.

— Нечестно — повторив, дернулась было Юлька, а потом пробормотала — Но пусть будет так. Я подожду. Две с небольшим недели — это недолго.

Странное дело, но впервые за последние дни я наконец-то смог уснуть. В смысле — без рвущих сознание на тряпицы изводящих снов, которые хуже любой яви. Просто уснул — и все.