Варвара Еналь - Та, кто задает вопросы [litres]

– Дай ему пожрать, – посоветовал Марьян.

– Так все сосиски уже слопал этот черт.

– Не сосиски. Дай ему мяса, у тебя есть в морозильнике. А вообще хорошо бы крови.

– Кровь у меня тоже есть, в морозилке.

– Вот и дай. Скарбника кормят кровью, ты должен это знать.

– Знаю.

Скинув сарафан и натянув джинсы и футболку, я выбежала на улицу. Марьян нетерпеливо переминался с ноги на ногу, прислушиваясь к странным звукам, которые временами нарушали тишину июньской ночи.

Выли собаки, почему-то кричали петухи, жалобно поскрипывали какие-то непонятные и невидимые в темноте птицы. Иногда проносился мотоцикл, нещадно тарахтя и поднимая тучу пыли.

Эту ночь никак нельзя было назвать спокойной и уютной. Она казалась дьявольской, и большая луна, выставившая из-за облаков красное брюхо, только усиливала это впечатление.

– «Когда взойдет кровавая луна…» – пробормотала я фразу из кинофильма «Седьмой сын».

– Ага, тогда ведьма наберет силу и станет драконом. Я тоже смотрел этот фильмец. Только мы с тобой не седьмые сыновья. Нам придется нелегко, если помощь не подоспеет. Я пытаюсь дозвониться Михаилу, но тут нет связи. Как будто мы в глухом лесу.

– Здесь всегда хорошая связь, – возразила я.

– Не сегодня. Сегодня связь блокируется. Пошли, показывай свою короткую дорогу.

– Мы будем только вдвоем?

– Мы постараемся дозвониться. Может, связь блокируется только около дома Матвея.

– Думаешь, колдовство?

– Не без этого. Но весь город заблокировать не получится.

– Что это за колдовство такое? Как они могут?

– Не они – он. Григорий Луша. Думаю, мы сейчас встретим кое-каких знакомцев, – проговорил Марьян, вытаскивая меч из ножен.

Этой узенькой дорожкой мы с Матвеем ходили не раз, пробираясь мимо высоких заборов, глиняных гномов, которые стояли на выложенных брусчаткой дворах. Здесь росли старые высокие деревья, чуть дальше журчал узенький ручеек, убегающий в железную трубу. Над ручейком склонялась ива, а за ней тропинка поднималась вверх и выводила на дорожку, по которой можно было попасть к кладбищу Невинно убиенных.

Под ивой нас и поджидали две темные ведьмы. Луна сияла теперь вовсю, и я смогла очень хорошо рассмотреть их землистые жуткие лица с бородавками на щеках и носу, клочкастые брови и выступающие нижние челюсти. Их глаза светились красным, руки со скрюченными пальцами доставали почти до земли.

– Вы пришли, – прошелестела одна из них.

– Мы вас ждали, – добавила вторая и протянула свои длиннющие руки прямо ко мне.

Я попятилась. Марьян поднял меч, крутанулся и отрубил руки одной ведьме, после атаковал вторую. Меч скользнул совсем рядом с ведьминой шеей, едва не снеся мерзкую голову. Безрукая завыла и кинулась на меня.

Одно дело – смотреть боевые сцены в различных фильмах и совсем другое – самой сражаться. Мне казалось, что я ловкая и с чем угодно могу справиться, ничего не испугаюсь, дам отпор, но когда страшное чудовище приблизилось, когда ее красные глаза очутились так близко, я попятилась, неловко взмахнула кинжалом и, споткнувшись о выступающий корень, растянулась на земле.

Ведьма радостно завыла, замахала обрубками и зашипела мне в лицо:

– Я сожру тебя. Перегрызу горло…

Договорить она не успела – меч Марьяна снес ей голову.

Я, застыв, смотрела, как медленно и странно впитывается в почву ведьмино тело. Как земля втягивает его в себя, поглощает, захватывает и растворяет.

– Они умерли? – спросила я.

– Они давно умерли. Только темная сила поддерживала их существование. Надо остановить Григория Лушу, тогда и эти ведьмы перестанут восставать из мертвых.

Марьян протянул мне руку и помог подняться.

– Кладбищенская земля помогает от них, – пробормотала я. – Надо было захватить кладбищенскую землю.

– Захватим, мы же пройдем как раз мимо кладбища.

И мы двинулись дальше.

Снежанка боялась всего на свете – пауков, темных коридоров, страшных фильмов и историй про жутких монстров. В детстве я частенько пугала ее, принимаясь вечерами, когда мы уже лежали в своих постелях, рассказывать о чудовищах, вылезающих из могил и нападающих на детей. Снежанка дрожала под одеялом и умоляла больше ничего не говорить.

Теперь все эти рассказы стали для нее явью.

Я не представляла, что с ней происходило сейчас, что Григорий Луша делает со своими жертвами, поэтому, когда Марьян помог мне подняться, я испытывала злость и раздражение, но не ужас. Я злилась на себя, что спасовала перед мерзкой ведьмачкой и позволила ей напасть, что не запаслась кладбищенской землей и не надавала этой твари по голове. Но кинжалом было неудобно сражаться, длинная палка в этом случае подходила больше, ею я могла дотянуться до врага с менее близкого расстояния, не вдыхая гнилостную вонь и не погружаясь в красную жуть ее глаз.