Ксения Сергеева - Доказательство

Часто Вольский раскладывал свои рисунки по постели и долго их рассматривал. Совершенно другим был Петербург, изображенный его карандашом, люди были необычными. Они дышали, жили, но как-то совсем иначе. Иногда Володька придумывал истории, которые могли бы связать их воедино, но слова не подбирались, а только новые и новые штрихи ложились на бумагу, новые и новые листы становились содержимым толстой черной папки.

С каждым рисунком Володька чувствовал, что меняется что-то в нем, крепнет и растет. Он никогда не был замкнутым, но всё меньше хотелось ему проводить время с одногодками. Единственный друг повертел пальцем у виска, когда Вольский попробовал ему рассказать о случившемся. С тех пор мальчишка старался не заговаривать о своих картинах. Он никогда не испытывал прежде желания заглянуть туда, где еще не был, но теперь натянутой струной звенело в груди «рисуй от души», и он чувствовал, что в картинах стирается неизвестная ему грань.

Он попытался найти магазинчик, поговорить с его владелицей. Очень уж загадочным казалось ему раньше не замеченное умение рисовать. Вот только улицы скрывали от него дорогу к лавочке с портретом в витрине. Даже ее названия Вольский вспомнить не мог.

— Кто же вы такие? — с портрета на мальчишку смотрел молодой человек, что-то сжимающий в кармане пальто. — Кто ты, кто они? Будущее, прошлое, иное?

«Рисуй от души, мальчик». Что это значит, Володька не знал. Ведь если нарисованное знала его душа, то, как же он, Владимир Вольский, мог этого не знать? Он точно не видел никогда ни этого парня, ни того мужчину с чертежами. Никогда не видел. Что же так настойчиво ему хочет сказать его душа? Зачем подбрасывает эти картины? Предупреждает? О чем? Как только мальчишка доходил до этого вопроса, выстроенное размышление рассыпалось, стиралось, словно ластиком провели по неверному карандашному контуру. Мысли смешивались и уносились в совершенно иной поток — новым рисунком неизвестного Володьке мира.

— Рисуешь?

Володька сидел на скамейке в парке. Папка на коленях. На ней очередной белый лист. Карандаш произвольно скользил по бумаге, набрасывая контуры небольшого домика и стелющегося по двору тумана. Естественно, ничего подобного Вольский не видел ни разу в жизни, но картина ясно стояла перед глазами. Оторвав взгляд от бумаги, он увидел ту самую женщину. Ничего в ней не изменилось за год, хотя до настоящего момента Володька и не мог вспомнить ее лица. Владелица книжного магазинчика опустилась на скамейку рядом с ним, улыбаясь, как старому знакомцу.

— Угу.

— Хорошо получается, — женщина взглянула на начатый пейзаж.

— Спасибо, — слова застревали в горле. Некоторое время они молчали. Женщина покачивала носком туфли и вращала кольцо на пальце. Вольский скосил взгляд. Золото и искусно выполненная гравировка: циркуль на чуть свернутом у края листе бумаги. — Я всё спросить хотел…

— Знаю, знаю я все ваши вопросы. Почему, зачем? Все любят задавать вопросы. Ты спрашивай, спрашивай, — ободряющая улыбка. — Если смогу, отвечу.

— Я никогда не умел рисовать…

— Это ты так думаешь. Я вот тоже могу говорить, что ничего не понимаю в этой жизни, пока не попробую начать понимать. Судя по тому, что я вижу, рисовать ты очень даже умеешь, — более чем выразительный взгляд скользнул по наброску. — Ты просто не пытался до того, как попал в мой магазин.

— А почему я попал к вам в магазин?

— А вот это хороший вопрос, мальчик.

— Да? Почему?

— Три вопроса за пару секунд, ты еще занятнее, чем мне говорили.

— Кто говорил?

— Четыре вопроса. Знаешь ли, есть люди, которым дано видеть то, что скрыто от других. Кто-то называет их гениями, кто-то — провидцами, кто-то — пророками. Я больше склоняюсь к первому варианту, впрочем, это дело вкуса, — женщина пожала плечами. — Такими этих людей делают их души.

— И меня?

— Сообразительный. Определенно, ты занятный. Тем приятнее Проводнику.

— Кому?

— Проводнику. Тому, кто подталкивает душу к предназначению.

— Предназначению?

— Неужели же ты думал, что мы живем в этом мире без цели?

— Я как-то…

— Не задумывался. И почему я не удивлена? Почти никто не задумывается. Это очень усложняет для Проводников их работу.

— И вы?..

— Проводник. Да. В моем магазине могла бы оказаться слесарная мастерская или салон меховой одежды, могла бы быть кофейня или интернет-клуб, но твоя душа желала рисовать.

— Так это душа определяет?

— Неосознанно, но определяет. Я не диктую условий, только показываю то, что может способствовать достижению Цели.