Ксения Сергеева - Доказательство

— Рисует?

— Не знали? У него альбомчик там…

Больная черная папка. Отдельные рисунки выбивались за край обложки, приоткрывая тайну карандашных набросков. Как она не заметила, что Володька рисует? Дома он никогда не брался за карандаши, во всяком случае, при ней.

Стопка листов была туго сжата. Развязанная тесьма легким шорохом разлетевшихся картин привела женщину в еще большее удивление.

— Что это? Кто?

Туманный Петербург, шпиль Адмиралтейства и свет в одиноком окне. Высокий мужчина с коротко стрижеными волосами держит непонятный чертеж тонкими, будто прозрачными, пальцами. Циркуль, выводящий многочисленные круги. Спина человека в инвалидном кресле, на его плече лежит рука крохотного человечка с лицом, напоминающим крысиную морду.

Десятки работ, вырисованных простым карандашом. Изображения поразительно реальны, вплоть до ощущения, что персонажи готовы сойти с альбомного листа и заговорить.

— Вов, это как же ты?.. — она умолкла. Капли слез бесшумно падали на сжатый в руках набросок.

Утка была поразительно вкусной. Тонкий пряный аромат еще щекотал ноздри, но Володька наконец чувствовал себя сытым. В крохотной кухне Китайца было тепло и уютно. На секунду мальчику померещилось, что он дома, в соседней комнате шумит телевизор, и вот-вот на пороге появится мать. Как же она выглядела?..

— Мальчик, мальчик, откуда же ты такой взялся? — Китаец задумчиво рассматривал Володьку. Парнишке показалось, что в течение всего вечера старик специально игнорировал тот факт, что душа его тоже находилась в доме, — он ни разу не попытался ни спросить о ней, ни заговорить. Вольский ощущал легкое беспокойство, протянутое тонкой нитью от души к сердцу.

— Вы нам поможете?

— А не должен-с? — взгляд старика вспыхнул синевой и в мгновение погас. Володька растерялся и замолчал. Китаец поднялся из-за стола и принялся деловито собирать посуду, больше не обращая на юного гостя никакого внимания.

— Китаец, ты бы помягче… — Ман чувствовал себя не в своей тарелке. Раньше он никогда не бывал в этом доме, разве что проходил мимо, с Китайцем же за всё время, проведенное в Теневой, не обменялся и парой десятков слов. Сейчас же синеглазый старик — или тот, кто хотел им казаться — ловко мыл посуду, скоблил противень и улыбался так, что кровь стыла в жилах.

— Мягкость не способствует качеству. Мягкая бумага хоть и красива, но рвется быстро.

— Я не о бумаге…

— Вот и я не о ней-с.

Ман замолчал. Его пальцы, действуя словно сами по себе, складывали причудливую фигурку из салфетки. Володька заворожено следил за все новыми и новыми сгибами. Тишина прерывалась лишь позвякиванием посуды и плеском воды. Никто не спешил заговорить первым. Настенные часы провожали уходящие минуты. Коллекция фарфоровых дракончиков медленно погружалась в дрему.

Витиеватое ругательство за окном разбило молчаливое напряжение. Вольский вздрогнул. Ман в секунду выпрямился, лицо его приобрело выражение упрямой решимости, однако мягко опустившаяся на его плечо рука Китайца потребовала успокоиться.

— Проклятый старик, ты бы хоть иногда прогонял свой дым!

— Простите великодушно-с, Хранитель, никак не ожидал-с вашего посещения. О, да вы с другом. Милости прошу. — Китаец вышел в прихожую. Голос его оставался ровным. — О камушек споткнулись? Нехорошо, как нехорошо-с, сударь.

— Прекрати, Китаец, свои причитания. Сколько раз я еле жив оставался после твоих камушков? Хоть бы что изменилось!

— Что вы, что вы, Хранитель, как можно-с? Немедленно все поправим. Только это не моя задача. Вот незадача-с.

— Все шутишь… Тут дело серьезное. Они у тебя?

— Как узнали-с?

— Тихо тут.

— А я вот не заметил особой тишины, право слово, — укоризненно глядя на гостей, Китаец вошел в кухню. Пёс и Ёл — следом.

— Значит, я не ошибся.

— Не ошиблись, сударь мой, не ошиблись. Все, как один, у меня. Правда, один — не как один, а как полтора, ну да это дело такое-с…

Собравшиеся переглянулись. Пёс слабо усмехнулся на шутку, быстрым движением подтянул к себе стул и опустился на него, закидывая ногу на ногу, сплетая руки на груди. Ман моргнул. Столь похожим на Геометра был сейчас Гончий, что отметил это не только он. Ёл как-то грустно взглянул на Пса и потупился. Китаец замер, будто уходя в размышления:

— Забираешь?

— Да. Забираю то, что мне принадлежит, — взгляд Хранителя небрежно скользнул по кухне и остановился на мальчишке. Тонкая ладонь протянулась в молчаливом приказе. Никто не встал между Вольским и Гончим, пока мальчишка подходил и возвращал украденный циркуль, только Ман обреченно вздохнул. — Не больше. — циркуль опустился на дно кармана и — Пёс улыбнулся: — Может быть, чаю?