Вадим Панов - Искажение [1-6 главы]

Но несмотря на дикую боль, Ольгину удалось уйти.

Однако побежал он не в Измайловский парк, через который можно было незаметно покинуть город, не в Сокольники, хотя есть где спрятаться, а в центр – неожиданно для преследователей. Ольгин стряхнул охотников в промышленных закоулках Электрозаводской, перебрался через Яузу до того, как на мостах встали истребители, и быстро, но осторожно, дворами и закоулками, направился к Бульварному кольцу.

Он не убегал. Он шёл за помощью.

И жуткая темень, которая неожиданно окутала Москву короткой летней ночью, стала хорошей подмогой – Тьма хранила своего ребёнка.

Его никто не заметил.

Садовое кольцо Ольгин преодолел по подземному переходу у Курского вокзала, затем углубился в переулки, немного попетлял, проверяя, действительно ли охотники потеряли след, и лишь затем направился к большому жёлтому дому на углу Яузского бульвара и Подколокольного переулка. Вошёл в высокую арку, огляделся, оставаясь в тени, убедился, что засады нет – хотя кто мог ожидать, что он соберётся именно сюда? – и направился к нужному подъезду.

К кому идти в случае опасности, Ольгин решил давно: он жил бирюком, никого не привечая и не общаясь с отражёнными, но внимательно следил за происходящим и знал, кто не откажет в помощи даже грешнику. Точнее, ему казалось, что он знает. Точнее, ему хотелось верить в благородство того, кого он выбрал. А если совсем честно – Ольгину некуда было больше податься.

Только в жёлтый дом…

Но добравшись, он замер у подъезда, не решаясь набрать на домофоне номер квартиры, засомневался, поскольку речь шла о жизни и смерти, повертел головой и машинально прочёл табличку на соседней двери:

«Обувная мастерская. Режим работы – круглосуточно. Пошив, ремонт, разноска новой обуви. Гибкие цены». Чуть ниже, на отдельном листочке, значилось важное уточнение: «Принимаются заказы на накопытники».

На дворе стояла глубокая ночь, но из-за двери слышалось жужжание станка.

«Надо решаться!»

В конце концов, не мальчик…

Ольгин вздохнул, потянулся к домофону, услышал приглушённый звук двигателя, повернулся и увидел медленно вкатившийся во двор чоппер. Всадник остановил мотоцикл у подъезда, снял шлем, прищурился, разглядывая незваного гостя, и Ольгин понял, что перед ним Кирилл Амон.

Тот самый человек, которого он искал.

– Добрый вечер, – пробормотал здоровяк, поглаживая раненую руку.

Временами боль становилась нестерпимой.

– Добрый… – Кирилл без страха оглядел здоровенного мужика, преградившего ему дорогу, и поинтересовался: – Мы знакомы?

– Ольгин.

Пауза, после которой Амон припомнил:

– Ты завалил Сердцееда.

– Отомстил, – уточнил здоровяк.

– Знаю, – кивнул Кирилл и отрывисто поинтересовался: – Чего хочешь?

– Помощи.

– Ты – Первородный, – заметил Амон. – Один из самых чистокровных.

– А Сердцеед был органиком, – пожал плечами Ольгин. – А Даген, которого ты завалил, – Божественным. – Он помолчал. – Будем и дальше копаться в личных делах?

И снова погладил руку. Ему хотелось закричать, но он боялся напугать собеседника и разбудить местных.

– Обиделся? – улыбнулся Кирилл.

– Нет… знаю, что я – грешник, ты меня не удивил, – Ольгин снова помолчал. – Я живу на кладбище и провожу всё свободное время, вымаливая прощение у моей принцессы. Я был рождён, чтобы убивать, но моя миссия завершилась – я убил. И ты убил бы, окажись на моём месте. Любой убил бы! – Он выкрикнул, потому что руку резануло огнём. Но тут же замолчал и через секунду продолжил спокойно: – Но теперь я пуст, Амон, я кончился, месть свершилась, и моя жизнь – плакать на могиле. Я не жалуюсь – таков мой выбор. Ты знаешь, что я мог бы податься к Гаапу, или Авадонне, или к Молоху – он звал, я мог бы стать напарником Порчи, однако мой выбор – плакать на могиле. Там лежит моя душа, Амон, моя любовь и моё сердце. Я знаю, что мы с Ольгой никогда не воссоединимся, и хочу успеть вымолить прощение.

Вот так.

И не верить нельзя, потому что всё, что Ольгин сказал, – правда, абсолютно всё, каждое слово. И про органиков, и про убитого Божественного, и про него, грешника, сотканного из самой злой Луны Вселенной, но любящего так, что становилось завидно. Парень, двойником которого стал Ольгин, хотел мести и ненависти, но в его крови оказалась только любовь.

А ненависть была всего лишь чувством…

– Ты ранен, – заметил Амон, переведя взгляд на неподвижную руку гиганта.

– Сегодня за мной пришли.