Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса VI

Но речь сейчас не о зоркой старухе в окне, а об именах, которых с прошлого года у меня совсем не осталось, потому что вместе с чужими я нечаянно сжег свои настоящие – оба. Думал, отрастут снова, быстро, как отрезанные волосы, но вот уже год – ни черта. Впрочем, мне не печет, у жизни без имени есть определенные преимущества. Например, мне больше не надо наспех выдумывать имя, когда кто-нибудь желает со мной познакомиться, вместо этого я вытаскиваю имя из его памяти – не наугад, а самое важное, дорогое или, наоборот, угрожающее, в зависимости от того, что намереваюсь сделать и сказать.

Дворнику Феликсу я хочу понравиться, а это сейчас непросто – с учетом того, как я с его точки зрения выгляжу. Поэтому придется взять имя его покойного деда, которого звали…

– Атанас, – говорю я, затягиваясь дареной сигаретой.

Господи боже, какой же все-таки отвратительный вкус.

Дворник Феликс смотрит на меня с таким выражением, словно у меня внезапно выросла вторая голова, но он решил не огорчать меня этим известием и теперь вынужден делать вид, будто все в порядке. Он такой трогательный в этой своей решимости во что бы то ни стало сохранять невозмутимость перед лицом неизвестно чего, что во мне просыпается обычно несвойственное мне милосердие. Думаю: а может, не мучить сегодня ребенка своими откровениями? Успеется еще.

– Сидишь со мной, а работа сама себя не сделает, – с неподражаемой старческой брезгливостью говорю я. – Придется потом до темноты мести.

– Не придется, – отвечает дворник Феликс. – Я уже закончил, и тут вы пришли. А у меня для вас как раз лишняя сигарета с утра припрятана. И я давно хотел спросить, как вас зовут.

Ладно, не ушел, теперь держись. Сам напросился. Вдохновение во мне всегда было сильней милосердия, так уж мне с собой повезло.

– Где ж ты закончил? – спрашиваю я. – Горы мусора вокруг валяются, страшно смотреть.

Дворник Феликс натянуто улыбается и привстает со скамейки, явно намереваясь пожелать мне хорошего дня и сбежать подобру-поздорову. Раньше надо было! А теперь я поднимаю с тротуара первый попавшийся ком липкой дряни зеленовато-лилового цвета, которой на этой маленькой площади и правда несколько больше, чем надо – лично мне. Подношу добычу к дворницкому носу:

– Вот, например. Знаешь, что это такое?

Дворник Феликс явственно бледнеет, отрицательно мотает головой и усаживается обратно. Не то чтобы передумал сбегать, просто ноги не держат. Он же только что своими глазами увидел, как я достал этот пакостный ком буквально из ничего.

– Это похмелье, – говорю я. – Не слишком мучительное, зато горькое и привычное, лишающее последних сил. Нынче утром здесь посидели два мужичка, не то чтобы совсем конченных, но вроде того. Соображали, где бы раздобыть денег на пиво. Думали поискать пустые бутылки, сдать в автомате при супермаркете, но рядом ничего не нашли, а идти еще куда-то, шарить в помойных баках и по кустам им было лень. Так и сидели, пока одному не позвонил приятель и не позвал похмеляться; второй с ним просился, но ничего не вышло, поэтому здесь, – я снова наклоняюсь к земле и поднимаю камень горчичного цвета, небольшой, но очень тяжелый, – валяются его обида, зависть, разочарование и неосуществимое желание отомстить. К счастью, вместе, одним предметом. Люблю простых людей, неспособных к детализации чувств!

Дворник Феликс смотрит на камень, как зачарованный. Молчит. Правильно, в общем, делает, что молчит.

– А вон смотри, какое безобразие, – говорю я, вставая с лавки и увлекая его за собой. – И лежит на виду, прямо у морды кота, как будто его этим накормить решили. Где были твои глаза? Убрал, называется! Что это, как по-твоему?

Поднимаю с земли что-то вроде крупного, с полметра диаметром, перекати-поля, только составленного из явно живых, шевелящихся и даже что-то бормочущих гадов, темных, как свернувшаяся кровь.

– Будешь смеяться, – говорю я оцепеневшему от этого зрелища дворнику Феликсу, – но перед нами – плод так называемой любви. Вернее, той разновидности хватательного рефлекса, которое люди иногда почему-то называют «любовью». Ночью здесь целовалась парочка; оба при этом прикидывали, какие выгоды могут получить от будущего союза и как бы не продешевить, всучивая себя друг другу. В общем, никакого криминала, многие так поступают. И оставляют в местах свиданий вот такие пакостные следы. Весь город ими замусорили; впрочем, не только город. Весь мир. Но мир – не моя ответственность. Скажем так, не настолько моя. К черту амбиции. Тут бы свое хозяйство в порядке держать.