Роман Савков - Не время для нежности [СИ]

А может, он не знал, что посылает Рики на верную смерть? Грех разбрасываться ценными кадрами и лишаться выгоды, которую исправно приносил Фрид и подобные ему люди.

Впрочем, лучше об этом подумать позже, а сейчас надо бы озаботиться насущными проблемами и обмозговать план отступления.

Вряд ли стража снимет блокаду в ближайшее время. Воды с собой — одна походная фляга, да пузырек тонизирующего зелья, а значит, он не протянет и трех дней. Под конец срока, когда воины устанут ждать и немного расслабятся, из него все равно получится прекрасно выжатый лимон, а не боец, готовый оказать сопротивление. К тому же, человек в балахоне очнется раньше, да и изможден он пытками в удушливой камере. Груз, а не полноценная подмога.

Быть может, разбудить и объясниться, пока в переулке никого нет? В Сар-городе Фрид бывал наездами, и потому мог банально упустить из виду то, что коренному городскому жителю кажется чем-то само собой разумеющимся. Выворотень не вдавался в подробности, когда рассказывал о предстоящем деле, но складывалось у Рики впечатление, что для укутанного в черную шерсть человека город является родным.

Он привык доверять интуиции. Да и выбора более не оставалось.

В любом случае, вдвоем думаться будет легче. Может сумеет подкинуть стоящую идею…

Прильнув к щели меж штакетин, внимательно осмотрел улицу, вслушался — никого и ничего, лишь потрескивает тихонько камень на солнце. Обернулся к приговоренному, нащупал голову и стянул капюшон. В полутьме прошитой тонкими пыльными лучами, которые только затрудняли восприятие, приходилось действовать наощупь. Нашарил в суме склянку с противоядием. Откупорил и, зажав бедняге рот, поднес едко пахнущую жижу к его носу.

Человек слабо шевельнулся раз, другой. Забился судорожно — наверное, думал, что заживо похоронили, когда открыл глаза и увидел лишь тьму, а потом ощутил сырую прохладу.

— Успокойся, — прошептал Фрид. — Я — друг. Ты сбежал. Зрение скоро вернется.

Как разъяснил алхимик, подвергнутый действию зелья человек после пробуждения несколько минут будет оставаться слепым и сможет понимать лишь несложные фразы. Главное, удержать его в этот момент, чтоб не наделал глупостей, за которые будет больно и стыдно.

Висельник забился пуще прежнего, Рики усилил хватку:

— Я — друг, — повторил он с нажимом. — Ты — жив. Сбежали.

Моргнув, человек уставился на Рики, как наемнику показалось, с надеждой. Осознав, что находится в безопасности, он успокоился и перестал сопротивляться.

— Я уберу руку, а ты не кричи. Вокруг полно стражников. Если нас услышат… — Сделал многозначительную паузу: — Ты понял?

Кивок в ответ Рики Фрид принял, как знак согласия.

Горничная заглянула в номер без стука, когда Юстина за ширмой меняла ночную рубашку на повседневный наряд. Разрешая войти, она подняла руку.

От корсетов и пышных многослойных юбок, какие принято носить в Сар-городе дамам, девушка отказалась сразу. Они сковывали движения и потому вызывали у Юстины стойкую неприязнь. Воздушные шаровары и свободная белая блуза из тонкой ткани нравились ей куда больше.

На выбранную одежду обычно косились при встрече, во взглядах читалось непонимание — не все горожане готовы были принять радикальное изменение наряда.

Мужчины воспринимали ее своеволие, как вызов собственной мужественности. Стоило пройти рядом, опаляли гневными взглядами, не забыв однако осмотреть каждый изгиб излишне обтянутого тканью тела. Или поспешно отворачивались. Дамы с полупрозрачными ажурными зонтиками в руках, едва завидев, завистливо шептались и осуждающе качали головой.

Впрочем, никто не спешил бросить ей упрек в глаза. Уж если и говорили пошлости, то только когда она сворачивала за угол и не могла ответить. О норове дочерей Чулушты наслышан весь Разделенный мир, от болот до Восточного моря.

— Простите, — сказала горничная, разглядев силуэт за ширмой. Одета девушка была в форменное платье с белоснежным передником; на голове — кружевной чепец. — Все постояльцы спустились на обед, думала и вы… Не помешаю?

Выглянув из-за ширмы, Юстина натянуто улыбнулась:

— Я скоро ухожу, — сказала она. Не только люди с достатком, но и последняя служанка в гостинице пытались выказать ей свою неприязнь. Вот, например, чего стоило постучаться прежде, чем в номер войти? Верно говорят — смелость города берет.

Жаль, не все те смелые выживают.

Застегнув последнюю пуговицу, Юстина проверила ремень. Опустила голову — ботинки на подставке сверкали. Удовлетворившись осмотром, сбросила тапочки. Мягкие мокасины ей, конечно, понравились бы больше, но для здешнего консервативного общества она и так выглядела нелепо и даже вульгарно. Ни к чему привлекать дополнительное внимание, которое порой принимало болезненную форму.