Макс Фрай - Зеленый. Том 1

– Если человеческими словами, да еще и о важном, пойду возьму кофе, от него голова обычно включается, – говорю я. – Вы будете? Вас угостить?

– Обязательно угостить! Только очень прошу, не латте. Когда в моем кофе оказывается слишком много молока и сиропа, над этим миром нависает угроза. Я, как и ты, не со всем способна смириться. И далеко не на любых условиях готова здесь жить.

– Кто бы мне однажды сказал, что спасти мир будет настолько легко и недорого. Все-таки моя жизнь смешнее, чем сама жизнь.

Встаю и иду в кафе.

– Очень удачно, что ты сам решил угостить меня кофе! – говорит незнакомка, с явным удовольствием сделав первый глоток. – Потому что теперь я хоть немножко, а все же твоя должница. От меня не убудет, а для тебя полезно и хорошо.

С точки зрения моего человеческого практического ума, она сейчас говорит ерунду. Великое дело – купить кому-нибудь чашку кофе. Тоже мне охренительный долг.

Но с точки зрения всего остального меня, правильно она говорит. Потому что когда рядом с тобой оказывается нечто превосходящее твои самые смелые представления о немыслимом, величайшая удача – возможность сказать ему не «дай», а «возьми». Не попросить, а сделать ему одолжение. Хоть какой-то малостью, да одарить.

– Смотри, чего у нас получается, – говорит рыжая тетка. – С одной стороны, ты правильно делаешь, что не смиряешься с жестокостью, тупостью и остальной унылой паскудной херней. Ну, то есть «правильно», «неправильно» – дурацкая постановка вопроса. У тебя особо выбора нет. Ты здесь, чтобы своим присутствием ад отменять, а не просветленно с ним примиряться. Еще чего!

– Что просветленно примиряться необязательно – просто отличная новость. Наконец кто-то мне это по-честному вслух словами сказал.

– Ну так проблема не в этом. А в том, что ты делаешь со своим несогласием. И вот тут у тебя прокол. Ты, киса такая нежная, сразу жить рядом с этим отказываешься. А это – не разговор. Потому что когда ты позволяешь злу себя убивать, ты его возвышаешь. Ставишь его над собой. И над всем, что ты любишь. Как будто оно тут самое главное, а все остальное, включая твоих близких и ваши с ними удивительные дела – так, игрушки. Но это же вранье!

Я киваю. И отвечаю ей – неохотно, потому что терпеть не могу признавать свои слабости:

– Это я уже и сам понимаю. Просто справиться с собой не могу.

– На самом деле нормально, что ты не можешь, – неожиданно соглашается рыжая. – Неукротимая дурь отчаяния – твоя самая сильная сторона. Где бы ты сейчас был, если бы по всякому пустяковому поводу не приносил себя в жертву? Да, пожалуй, уже нигде бы и не был. Это в высших мирах с нами цацкаются, сколько положено, а здесь такие, как ты, если быстро не входят в силу, недолго живут. Слабость, с которой ты не справляешься, – просто обратная сторона твоей силы. Обычное дело, всякая палка о двух концах. Но этот конец пришло время рубить, пока от тебя не стало больше вреда, чем пользы. Поэтому подскажу метод. Когда тебя снова накроет отчаяние оттого, что в этом дурацком мире все устроено не так, как тебе кажется правильным, ты с этим не смиряйся, конечно. Больно тебе от несовершенства мира – молодец, дело хорошее, сиди, страдай. Просто держи в голове, что лечь и умереть – слишком простой выход. Для слабаков. Боль надо в себя вмещать. И спокойно жить дальше, соглашаясь – не с вызвавшим ее злом, конечно, а с самой болью. Боль от несовершенства мира это нормально. Невозможно, да и не нужно обходиться совсем без нее. И самое главное, это вопрос личной выгоды. Позволяя боли в нас помещаться, мы очень быстро растем.

– Так вот как теперь у нас выглядит личная выгода, – невольно улыбаюсь я.

И рыжая очень серьезно, без тени улыбки подтверждает:

– Да.

Снимает очки и снова смотрит на меня так внимательно, словно впервые увидела. И все, что я до сих пор считал собой, опять исчезает, а вместо него появляюсь я сам. Теперь-то понятно, что это никакая не смерть, а просто слишком сильное счастье. Отчасти даже знакомое мне по опыту. Человек, который уже неоднократно развеивался по ветру и клубился туманом, мог бы сразу это понять.

– Это тебе от меня подарок, – говорит рыжая. – В обмен, предположим, на кофе без сиропа и молока. Когда снова пойдешь вразнос, просто вспомни, как я на тебя смотрела. И все на свете сразу станет легко. Все ты сможешь – и вместить в себя боль, сколько бы ее тебе ни досталось, и согласиться с ней жить, и радоваться, как ни в чем не бывало. И причинивший тебе эту боль человеческий мир – жестокий, глупый, несовершенный – любить всем сердцем, как в счастливые времена.