Макс Фрай - Зеленый. Том 1

– Да за сердце можешь особо не волноваться, – усмехнулся Стефан. – Их там семнадцать штук.

– Ого! – присвистнула Дита. – Знала, что Санни волшебное существо, но даже не подозревала, до какой степени.

– Она давно в таком виде живет? – спросил Стефан, вернее, рявкнул, чтобы перекричать Соню, которая, увидев, как они приятно беседуют, окончательно разозлилась и прибавила мощности, не столько пела, сколько орала, так, что стекла в окнах звенели, а стены тряслись.

Дита развела руками – дескать, точно не знаю. И, поскольку пытаться состязаться с Сонечкой в громкости было практически бесполезно, не сказала, а подумала специально для Стефана: «Мы знакомы почти девять лет, но до этого она тут уже долго жила, некоторым старожилам Пренцлауэр-Берга кажется, Соня была всегда».

Пение предсказуемо перешло в горький – даже не плач, а младенческий рев. Захлебываясь слезами, но упрямо выкрикивая: «Deutsche Jugend! bestes Streben! unsres Volks in dir vereint!» [23] Это слова из третьего, последнего куплета гимна ГДР, переводятся примерно как «Молодежь – краса отчизны и грядущего оплот». То есть Соня очень упорная, допела гимн почти до конца. – Соня кое-как доковыляла до стены, сняла с гвоздя картину и направилась к выходу, прижимая ее к груди. Шла нарочито медленно, театрально пошатывалась, драматически ударялась бедрами обо все столы и рыдала все горше, явно ждала, что ее остановят и начнут утешать. Дита, конечно, хотела остановить, но Стефан отрицательно помотал головой. Сказал:

– Я с ней разберусь. Но не в баре. Он у тебя чересчур материальный, если что, на ремонте потом разоришься. Ну его.

– Только не!.. – ахнула Дита.

– Ну ты даешь, – вздохнул Стефан. – Внимательно на меня посмотри. Думаешь, я могу обидеть юного Шарского демона? Вот эту кукусиньку? Да я бы за такое своими руками в болоте себя утопил!

– Шарского демона, – мечтательно повторила Дита. – Вот моя Сонечка как называется. Ничего-то я не знаю о мире. Совсем ничего!

– Ну так мир же непознаваем! – уже с порога крикнул ей Стефан. – Я сам о нем почти ничего не знаю. Так, нахватался чуть-чуть по верхам.

Со стульями внезапно вышел облом. Питер, засранец, уже передумал. И так ловко отмазался – типа разговор был почти три года назад, когда он только открыл кофейню и придумывал интерьер, а потом Соня куда-то запропастилась; ну, не беда, выкрутился сам.

Да уж, выкрутился, так выкрутился, столы как школьные парты, неудобные табуреты, кафель цвета несвежего висельника, худшего говнища в жизни не видела, непонятно, как в такой обстановке люди что-то пьют и едят? Так ему и сказала, а Питер не обиделся, рассмеялся – сам в шоке, детка. Такой уж у нас стойкий народ!

Это плохо, что рассмеялся, Соня хотела, чтобы Питер по-настоящему огорчился, страшно переживал. «Потому что иначе нечестно, нечестно! – думала Соня. – Мне так хреново, я хочу рисовать, красить стулья, а этот сраный придурок сидит довольный, как будто ему кто-то невидимый задницу чешет. Да пошел он вообще!»

– Да пошел ты, – сказала Соня и вышла на улицу, на прощание хлопнув дверью так, что керамическая табличка с надписью «открыто-закрыто» грохнулась на тротуар и разлетелась на сто осколков; табличка была красивая, в углах такие дурацкие кренделя, хорошие, как будто я рисовала, жалко ужасно, но сраный Питер сам виноват.

Шла куда-то, не разбирая дороги, лишь бы идти, ревела навзрыд, оплакивая все сразу – разбившуюся табличку с красивыми кренделями, стулья сраного Питера, упустившие шанс стать чем-то большим, чем просто сраные стулья, самого Питера, который родился таким тупым дураком, и себя, еще худшую дуру, опоздавшую на три года, вообще-то могла бы уже запомнить, что люди, даже те, которых считаешь друзьями, обычно столько не ждут, им надо быстро, еще быстрее, прямо сейчас, вчера, а что такое настоящее вдохновение, и почему его обязательно надо дождаться, бессмысленно им объяснять.

«А какие были бы стулья! – думала Соня. – Я их вот прямо вижу, перед глазами как живые стоят! Стул-обломок кирпичной стены, стул-мухомор, на котором пляшут фигурки шаманов, как в книжке про чукчей; стул в серебристых чешуйках, как рыба; стул с зеркальными ножками, краски такой вроде нет, но бывает специальная зеркальная пленка, можно наклеить; черный, как космос стул с надписью на сиденье «бездна», чтобы задница всматривалась в нее, такой я бы и дома хотела», – подумала Соня и рассмеялась сквозь слезы, представив себе этот стул.