Макс Фрай - Зеленый. Том 1

Нёхиси любит спать, превратившись в кота; с тех пор как впервые попробовал, за уши его не оттащишь. Вроде такой любитель разнообразия, а котом готов становиться практически каждый день. Впрочем, по-человечески его можно понять. Совершенно не сомневаюсь, что спать котом так же приятно, как, к примеру, пить кофе, будучи мной. Но почему он при всякой возможности укладывается мне на голову, как обычный нахальный кот, готовый пожертвовать личным комфортом, лишь бы человеку не слишком легко жилось, остается загадкой. В моей голове обычно такое творится, что лично я, будь такая возможность, сам бы с радостью спал хотя бы километрах в пяти от нее.

Ладно, дело хозяйское, о вкусах не спорят. Если Нёхиси для полного счастья необходимо регулярно залезать мне на голову, черт с ним, пусть. Зато в непростых ситуациях вроде сегодняшней становится легко ориентироваться: из множества вариантов выбирай тот, где вздохнуть невозможно, потому что вместо воздуха всюду кот.

Поэтому я открываю глаза не на речном берегу, не на стенде IKEA и, увы, не в шикарном отеле, а как последний босяк под столом; впрочем, грех жаловаться, все-таки не на голом полу здесь валяюсь, а на толстой стопке пледов и одеял. Вторая половина стопки находится сверху, то есть укрыли меня на совесть, даже, можно сказать, спеленали. Узнаю руку Тони. Интересно, я что, буянил? Вроде не должен был. Не те сейчас времена.

В любом случае, надо разворачивать этот кокон и выбираться из-под кота, желательно не особо его потревожив. Иными словами, с предельной осторожностью вынув лапу из уха, а рыжий хвост – практически изо рта. Потому что затем и придумали утро, чтобы у людей был повод пить кофе. А кофе сам себя не сварит; впрочем, в этом доме как раз вполне может, но это будет не то. У меня получится лучше. Значит, надо вставать.

В кафе царит полумрак, потому что окно, которое выходит во двор, закрыто старыми ставнями. А два других нараспашку, но толку от них немного; то есть много, конечно, но не в качестве освещения помещения. От этих окон, распахнутых куда-то в неведомое, совсем другой толк.

Но сварить кофе можно и в полумраке; честно говоря, после такой вечеринки полумрак – самое то. В мире духов не бывает похмелья, но я в этом смысле везунчик, у меня есть человеческая составляющая. И после хороших загулов иногда начинает казаться, что нет вообще ничего, кроме нее. Но сам знаю, что только кажется. Трудно всерьез считать себя совсем уж пропащим, в смысле, окончательным человеком, когда бесстыдно паришь над плитой, потому что ноги, видите ли, пока плохо слушаются. А воспарить – ничего, нормально зашло.

Но после первой же чашки кофе все эти проблемы утрачивают актуальность. Уходят в прошлое, причем сразу в доисторическое, чтобы два раза не вставать. Даже квадратная голова снова приобретает приятную мозгу округлую форму. А жизнь начинает казаться настолько прекрасной, что хоть в обнимку с плитой рыдай от избытка эмоций. Как та смешная девчонка сказала: «Потому что могу!»

Но все-таки рыдать – слишком тяжелое физическое упражнение для неподготовленного меня. Поэтому я не рыдаю, а мою джезву и снова ставлю ее на плиту. Того гляди, Тони проснется. А не проснется, ему же хуже. Впрочем, не хуже. Если что, я и третью сварю.

Тони приходит в чрезвычайно удачный момент, когда третья порция кофе уже готова, а вторую я еще не допил, поэтому мне не жалко делиться. С чувством времени у него все в порядке; возможно, это особенность всех крутых поваров.

– Под стол вы меня, конечно, красиво задвинули, – говорю я, протягивая ему чашку. – Но спасибо хоть не выбросили в окно.

– Зачем в окно? – удивляется Тони. – Мы тебя не «задвинули», а заботливо уложили. Нёхиси сказал, тебе нравится спать под столом.

А. Ну если Нёхиси сказал, значит действительно нравится, уж он-то знает меня. Или раньше когда-то нравилось, или потом понравится. Нёхиси существо нелинейное, нормально, что он путает времена.

– Что это было вообще? – спрашивает Тони, усаживаясь на табурет.

– Да-да, мне тоже интересно, что вчера было? – подхватываю я. – Как я мог так внезапно свалиться? Финал реально не помню. Как будто человеком бухал.

– Это, наверное, бюрократическая настойка тебя свалила, – покаянно вздыхает Тони. – Которая на пепле подписанных договоров и прочего. У тебя даже кресло от нее отросло!

– Какое кресло? – подпрыгиваю я, невольно ощупывая задницу. Потому что – ну вдруг и правда там какое-то кресло болтается. А я не заметил спросонок. И теперь так и буду ходить.