Владимир Пекальчук - Собственность государства

- Мы все просто до ужаса извелись, - сказала тощенькая рыжая, девушка Кая. – Узнали, что один из группы зачистки погиб, но не знали, кто… С обеда до вечера маялись, только вот в автобусе пересчитали, кого из нас нет – оказалось, что нет Джейн. Тогда и поняли, что погиб германский журналист…

- Он знал, на что шел, - сказал Рюиджи и взял рюмку со стола: - давайте выпьем, чтобы он недолго ждал в очереди на Страшный Суд.

Больше мы этой темы не касались и вскоре разбрелись по комнатам: с весельем у нас не сложилось, потому мы постарались поскорее забыться в объятиях подруг.

Правда, и тут получилась накладка: из-за того, что разошлись по укромным углам все и сразу, «наш» с Сабриной кабинет оказался занят. Мы недолго горевали: я предложил пойти в душ, благо, душевые кабинки отдельные. Там мы начали с игры в намыливание, а потом я просто прижал Сабрину к кафельной облицовке и вошел в нее. Во время любовных утех до меня долетали негромкие звуки аналогичного процесса из кабинки в другом конце душевой: эта отличная идея пришла в голову не только нам.

На следующее утро появился дежурный и вызвал меня в один из кабинетов, хотя такое было впервые: обычно, если приходило руководство, меня вызывали в брифинг-зал.

Там меня уже ждали граф и еще два незнакомых мне человека, причем граф сидел, что характерно, не в центре.

Он предложил мне сесть и представил двух других.

- Это – уполномоченный СБ империи Сенкевич, - сказал Керриган, - а это – герр Дистль, он представляет комитет рейховских репортеров, аккредитованных в Аркадии… У них есть вопросы касательно вчерашнего инцидента… с Шоннагелем.

- Касательно убийства Шоннагеля, - язвительно поправил его Дистль.

- Задавайте, - спокойно сказал я.

- О! Обратите внимание, что Терновский не возразил против формулировки «убийство»! – сразу же сказал рейховец.

- Обратите внимание, герр Дистль, что меня мало волнуют ваши формулировки, - парировал я.

- Ну мы посмотрим, - зловеще пообещал он.

Сенкевич вздохнул.

- В общем, так вышло, что по нашему недосмотру камера Шоннагеля попала к его коллегам из Рейха без нашего предварительного ознакомления, - сказал он, - и на основании записи этой камеры рейховская пресса утверждает, что кто-то толкнул Шоннагеля под падающую плиту. Часть ваших нашлемных камер вышла из строя из-за стеклянных осколков, включая и вашу, Терновский, потому мы не знаем, так ли это, все работавшие камеры в этот момент были направлены на умирающего одержимого…

- Проще говоря, герр Сенкевич, - перебил его Дистль, - вы только что признали, что Шоннагель был убит.

- С чего вы это взяли?! – воскликнул уполномоченный, - я такого не говорил!

- Вы ничего не сказали про камеры наблюдения картинной галереи, - ответил германец, - и это практически признание. Эти камеры не пострадали, и если бы все было не так – вы сразу же предъявили бы нам запись. Но вы делаете вид, что у вас нет этих записей, а между тем в самой галерее нам сказали, что все записи изъяты вами. Вывод – на них запечатлено убийство.

Граф во время этой перепалки делал вид, что его интересуют воробьи за окном.

- Простите, господин Сенкевич, а почему тут вообще присутствует иностранный гражданин? Как его пропустили на режимный частный объект? – спросил я.

- Дело в том, - пояснил он, - что сообщество рейховских журналистов уверено, что кто-то из вашей команды якобы убил Шоннагеля, толкнув его под падающую плиту. Пока что мы договорились ничего никуда не писать, предварительно не получив у вас пояснений, но назревает международный скандал… Очень острый скандал. Так что присутствие тут герра Дистля – вынужденное… Вы можете объяснить нам, что произошло?

- Могу, - согласился я. – Когда я увидел, что колонны рушатся и плита начинает падать на одного из моих людей, то попытался, используя Гюнтера как метательный снаряд, вытолкнуть из-под плиты их обоих. Если бы я был чуть сильнее или Гюнтер – чуть легче, мне бы это удалось, и все остались бы живы. Однако мне не удалось осуществить задуманное так, как надо, и Шоннагель, к сожалению, был убит каменной плитой.

- Ну вот, признание в убийстве, высказанное добровольно и без какого-либо давления, - резюмировал Дистль.

Я перевел взгляд на него:

- Простите, герр Дистль, о каком убийстве речь? Это несчастный случай.

Германец насмешливо фыркнул.

- Несчастный случай – это если бы вы, скажем, поскользнулись и нечаянно столкнули человека с балкона. Ваш толчок был сделан умышленно. Допустим, я вам верю, тем более что личных мотивов убивать Шоннагеля у вас не было. В этом случае это непредумышленное, но все равно убийство. Притом позволю себе заметить, что очень-очень циничное.