Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

— О как! — удивился инспектор, поражённый таким поведением внешне спокойного и смирного оборотня.

Скандалить перехотелось. Похоже, сейчас они говорили на одном языке. Значит, самое время поболтать.

— Гляди, — протянул Сергей чеки. — Внимание обращай на даты. Потом посмотри в историю браузера. Совпадает. Да и срач здесь... тот ещё, но следов обыска нет, неряшество обычное. И воздух затхлый. Что думаешь?

Теперь уже младший сын в семье Пауля Генслера аккуратно взял предложенные бумажки с циферками, после подошёл к мониторам. Сверил.

— Ты прав, — признал он. — Я не знаю, что ответить. Мы с братом не общались, потому... последние годы его жизни для меня загадка. И я тоже здесь впервые, выводы пока делать сложно... Как я уже говорил, папа настрого запретил сюда входить без... представителей власти.

— Почему запретил? — решил прояснить инспектор.

— Чтобы вашей работе не мешать и оставить всё как есть. Папа по своей сути — педант и большой сторонник разделения труда. Он постоянно повторяет: «Сапоги должен тачать сапожник, платье — портной, еду готовить — повар».

— Знакомая позиция. А ты, значит, послушался...

Иоганн, не обратив внимания на колкость, нервно сглотнул и присел на край кровати, безвольно положив руки на колени.

— Мы с Юргеном, не смотря на разницу в возрасте, очень дружили... И его смерть для меня — удар...

Сергей недоверчиво выгнул бровь.

— И какая же у вас разница? — скептически поинтересовался он у оборотня. — Тебе на вид лет двадцать пять от силы.

— Я на сорок шесть лет старше брата. Мы быстро вырастаем и медленно стареем... И у меня, как и у Юргена, был возраст, когда мне хотелось убежать из дома в интересный и волнующий мир за пределами папиного особняка. Только он смог, а я нет.

— Почему?

— Из-за отца. Он очень деспотичен и мечтал вырастить нас бойцами. Такими, как и он сам. Тренировки, спарринги, суточные кроссы в ином обличье... — вот моё детство. А Юрген — он не такой. Был... Не поверишь, но брат по натуре имел очень мягкий, незлобивый характер. Тихоня... никогда голос не повышал, предпочитал зарыться в учебники... Математику очень любил... Папа считал своим долгом переломать, насильно привить необходимые, по его мнению, качества. Выковать из рохли клинок. Мама плакала... Кончилось дело тем, что младший сбежал в вашу страну, получил гражданство. Выбор этот осознанный... Папа очень не любит сюда приезжать, что-то с прошлым связано... Случился грандиозный скандал, и отец, в порыве гнева, приказал забыть о существовании Юргена, вычеркнуть из жизни. Я послушался, мама иногда общалась с ним. Но редко... И знаешь, что самое страшное?

— Что?

— Папа даже после смерти брату своеволия не простил. Вижу же, что ему плохо, больно, у гроба стоял — плакал, не стесняясь... И всё равно, он принципам своим глупым верен, неосторожно брошенному слову... Даже тело на родину забирать не пожелал, чтобы перед роднёй свой непреклонный имидж сохранить. А ведь он Юргена любит...

Инспектор присел рядом.

— Н-да... не повезло тебе с батяней. Ты что, от рождения с ним живёшь? Без своего угла?

Иоганн кивнул.

— Бросай ты это дело, иначе свихнёшься, — участливо продолжил Иванов. — Своей головой жить нужно.

Оборотень снова кивнул, а после счёл нужным поделиться:

— Я тоже уйду. Как вернусь — поговорю с мамой и уйду.

— Оно и правильно...

Сергей хотел рассказать несчастному брату самоубийцы про обнаруженные номера их семьи в смартфоне; про то, что Юрген хранил их, наверняка надеясь со временем восстановить отношения и... промолчал. Не стал бередить рану. Ни к чему это...

Вместо этого он поднялся, стараясь не смотреть на повесившего голову Иоганна, выключил компьютеры, позакрывал задвижки на стояках холодной и горячей воды, кое-как прибрал мусор в кучу. Не найдя, чем ещё себя занять, обратился к оборотню, по прежнему сидевшему на кровати в тяжких раздумьях и не замечавшему ненужной возни парня.

— Пошли. Нечего тебе тут делать.

— Да...

Неторопливо вышли. Закрыв дверь, Сергей сам, на всякий случай, поставил «маячок», вполголоса пояснив безучастно наблюдавшему за ним оборотню.

— Если без меня заходить будешь — помни. Снимешь и потом обратно поставишь незаметно.

— Хорошо.

— Бумажник дай, а то опять забуду.

— Держи. Там всё на месте...

Небольшое, слегка потёртое кожаное портмоне перекочевало в карман куртки инспектора.

На улице, только вышли из подъезда, пропустив важную от собственной значимости молодую мамочку с коляской, Иоганн неожиданно горячо, с чувством, попросил: