Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #3

Не дожидаясь ответа, она сбегала за планшетом и принялась лихорадочно листать вкладки.

— Ну где? Где... где... где... — бормотала домовая, вглядываясь в дисплей.

Иванов не мешал. Ждал.

— Нету, — наконец удручённо пробормотала кицунэ, откладывая устройство в сторону. — В истории даже есть отметка о том, что я это самое видео смотрела, но перехожу по ссылке — пусто. Удалили... но зачем?

— А что там было?

— Ничего особенного, — пожала плечами домовая. — Ролик на десять секунд, из которого ничего не понять: всякие прожекторы мерцают, как на день города, грохот, люди дёргаются, и потом вспышка где-то вверху... И всё. Погоди... — она снова замелькала пальцами по экрану планшета. — И комменты подтёрты! И пост той девочки, из больницы, пропал! Ничего не понимаю...

Зато бывший инспектор понимал всё прекрасно.

— Маша, успокойся. Ты ничего не найдёшь. Официальную версию уже озвучили, а как было на самом деле — никому не интересно. Владельцы вопросы закрывают, я же тебе говорил. Пострадавшим денег сунут, интернет подчистят — и вуаля! Так что спиши это на несправедливость мира и успокойся. Всех не спасти, да и не по зубам нам такое развлечение.

Понурившаяся домовая отключила планшет, грустно заметив:

— Знаешь, самая страшная вещь на свете — это равнодушие. Вот ты мне сейчас сказал, что наверняка пострадают невиновные. Спокойно сказал, со знанием дела. И я тебе верю. Но от этого не легче. Я понимаю, что всех не спасти, что невозможно создать всеобщее счастье на Земле, однако не проходить мимо несправедливости может каждый. Вот только почти все предпочитают на боку полёживать, вещая с дивана умные мысли...

Если кицунэ и хотела добиться от Сергея понимания, то у неё это не получилось. Наоборот, бывший инспектор лишь обозлился:

— Какая же ты у меня умная! Как ловко всё придумала! Значит, ты — ум, честь, совесть и мотиватор, а я — бегай, как савраска бешеная?! Хорошо быть правильной и бескомпромиссной на словах, правда? Да только Машулечка, ответь мне, что ты собираешься делать для победы всеобщей правды? Всех плохих убить, включая женщин и детей? Идти пикетировать под мэрию с правильными лозунгами? Президенту написать про то, как все врут? А может, в блоге заклеймить позором причастных, без суда и следствия? Не-е-ет, — почти рыча протянул он, — ты собралась меня озадачить, а сама лишь мудрыми указаниями отделаться. Ловко, хвалю. В своих глазах по-любому героиней останешься. Знаешь ведь, что я на улицу, после последней поездки, и нос высунуть боюсь — не хочу во что-нибудь новенькое вляпаться. Даже сигареты тебя упрашиваю покупать, однако какая разница?! Не тебе же разбираться во всём этом дерьме и на душу все последствия брать? Ты у нас в непогрешимых походишь, посмотришь со стороны. Потом, конечно, на ошибки укажешь, мнение выскажешь...

Поникшая девушка расплакалась. Было видно — ей неприятны, обидны слова Сергея, однако возразить у неё попросту нет никаких моральных сил. Бывший инспектор же продолжал гвоздить. Его, что называется, прорвало:

— Нельзя, Маша, благородствовать за чужой счёт, понимаешь? Не можешь мимо пройти — не проходи. Считаешь нужным вмешаться — вопросов нет. Только без пафосных наставлений и иносказаний о людях и человечестве в целом. Просто берёшь и делаешь.

Последние слова, похоже, оказались особенно болезненными — и кицунэ наконец-то не выдержала и взорвалась:

— Да что я могу?! Что? Я — маленькая домовая! Меня ни люди не воспринимают, ни свои! Что я могу сделать?! Ты — сильный, ты — можешь и знаешь! А я, шмакодявка с хвостиком, что могу? Борщ сварить или веником помахать?

Иванов поднялся с дивана, подошёл к плачущей домовой, встал перед ней, чтобы быть одного роста, на колени и, глядя прямо в глаза, честно ответил:

— Ты можешь всё то же, что и я. А может даже больше.

Машка смущённо, не веря услышанному, улыбалась, мило хлопая глазами. Иванов улыбался в ответ и думал о том, что поступает сейчас по отношению к домовой неприлично, мерзко, в чём-то даже подло, однако другого выбора она ему не оставила.

Все эти заявления о помощи, справедливости и прочую книжно-романтичную атрибутику в людях, да и в нелюдях тоже, нужно гасить на корню любыми методами. И гасить правдой жизни, а если придётся — то и мордой в грязь. Только тогда возвышенные рассуждения станут воплощаться в реальность.

Машкины же заявления сильно напоминали обывательско-бытовое «у нас в подъезде живёт наркоман, посадите его». При этом как это сделать по закону, да и вообще, за что, кроме наркотиков его можно посадить (особенно если учесть, что за употребление в наши дни не садят) — никого не интересовало. В тюрьму — и всё тут!