Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #3

И ни одного свежего следа, ни гула от работы двигателей, ни души... Тихо.

— А где все? — решил прояснить Иванов давно занимавший его вопрос.

Идущий впереди одноногий вздрогнул, как от удара. Похоже, слишком перепугался, козлина с инвалидностью. Вон, затылок испариной покрылся... Ничего, ему полезно. Людей помогать в рабстве держать — нормально, не жаловался. Наверняка и зарплате за свою шакалью деятельность радовался, совершенно ни о чём не задумываясь. Так что пусть побоится.

— Ты глухой? — подпустил металла в голос парень. — Или тебя к твоим дружкам отправить на отдых? Погода сейчас как раз почти пляжная... Замерзать одно удовольствие.

— Так закрыты, — промямлил инвалид, ловко перебирая тростью и забавно подпрыгивая при передвижении. — Как за вами поехали — всех в общежитие загнали...

— Куда? — не поверил своим ушам Серёга.

— В общежитие. Ну, где живут они, — подобострастно разъяснил идущий впереди. — До особого распоряжения.

— И они не выходят? Даже перекурить? — продолжал удивляться Иванов, крепко сомневающийся в словах своего провожатого. — Не звезди. Я на мониторе камеры видел, а не общагу.

Мужчина снова вздрогнул.

— Ну, комнаты начальство по вечерам, конечно, на ключ запирает... просто общежитие — это так называется...

— Какие, сука, тонко организованные люди, — только и смог выдавить из себя бывший инспектор. — Об-ще-жи-ти-е — раздельно, по слогам, повторил он это слово, будто впервые его услышал и теперь пробовал на вкус. — Утырки, мля... Это ж надо так тюрьму обозвать!

— Мы пришли, — подавленно пробубнил одноногий, остановившись и указывая на обычный бокс для техники. — Там.

Серёга остолбенел от такой наглости.

— И что? Ты мне предлагаешь самому прогуляться? Совсем берегов не видишь?

Вместо ответа одноногий упал в снег, схватил Иванова за колени и страстно, захлёбываясь слезами принялся умолять:

— Не погуби... нет моей вины... не знал ничего...

Зрелище плачущего навзрыд, истерящего инвалида было даже не отвратительным, а тошнотворным. Сопли, слюни, слёзы, безумный огонёк страха в глазах, мелко дрожащие голова и руки — такой вот коктейль из человеческих эмоций плескался у Серёгиных ног.

Парень попытался вырваться, отшагнув назад, но одноногий уцепился крепче пиявки. Даже случайно получив коленом в челюсть, он не оставил своих попыток вымолить себе жизнь, совершенно не обращая внимания на разбитую и разом опухшую губу, бессвязно бормоча сквозь рыдания:

— Нет... нет... не я... не... не...

— Да угомонись ты! — наклонившись, фактически проорал ополоумевшему мужику в ухо Иванов. — Где человек?! Не буду я тебя убивать! — и в подтверждение своих слов отвесил ему подзатыльник, предварительно сунув кистень в карман. Куртку неприятно оттянуло.

Подзатыльник подействовал, хотя и несколько не так, как ожидалось. Руки увечного охранника на мгновение ослабли и парню, наконец-то, удалось вырваться и отскочить в сторону.

— Все штаны обслюнявил, — с неудовольствием отметил он, глядя на мокрые пятна на коленях. — Иди, показывай, пока я не передумал!

Оставшийся без опоры инвалид сначала изумлённо посмотрел на свои руки, потом поискал взглядом палку и, остановившись взглядом на Серёге, неуклюже завалился в снег, накрыв голову руками.

— Ага, ты в домике, — с неудовольствием констатировал бывший инспектор, жёстко хватая калеку за шиворот. — Подъём, придурок! — несколько затрещин. — Хватит трагедию разыгрывать, покажи, где человек сидит! Слышишь, слизняк?!

Не подействовало.

Тогда, вызверившись окончательно, инвалиду прилетело несколько добротных пинков ногами, причём мест Серёга особо не выбирал. Но тот только мычал, не пытаясь защититься.

Отчаявшись, Иванов решил снова отключить этого придурка и уже приложил руку к его затылку, как вдруг запахло, причём свежим да так резко, что захотелось убежать как можно дальше от этой вонищи.

И весь гнев как рукой сняло.

— Валяйся, — с удивительным равнодушием бросил обгадившемуся от страха мужчине бывший инспектор. — И только попробуй мне встать...

Он демонстративно достал отобранный ПМ, снял его с предохранителя и знакомым движением отвёл затвор в крайнее заднее положение. Затем резко его отпустил, с наслаждением слушая лязг металла о метал и почти физически ощущая, как кругленький, кургузый патрон проникает из обоймы в патронник.

Инвалид, не поднимая головы, сжался, мелко дрожа.

Отбросив валяющуюся тут же трость куда-то за паллеты, Иванов уверенно взялся за дверь бокса и потянул её на себя, сдвигаясь в сторону одновременно с ней и не подставляясь в открывающийся проём.