Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Антон с Сергеем вразнобой подтвердили. Пришла очередь воришки.

— Осталось с тобой разобраться... Иванов! Подойди!

Инспектор поднялся, подошёл, встал рядом с задержанным.

— Подними правую руку, — продолжал непонятно говорить Фрол Карпович. — Печать зажги... Молодец... Запоминай: «За кражу малую — пять лет». Повтори!

— За кражу малую — пять лет! — эхом отозвался Серёга.

— Клейми божедурка. Посреди лба, дабы все видели и впредь неповадно было!

Служебная метка прикоснулась к мужичку, мигнула. Парень оторвал от чужой, потной кожи руку и с удивлением увидел на ней фотографический отпечаток круга с непонятными символами, исчезнувший через мгновение.

— Пять лет сроку. Переведи, Темир.

Снова в помещении кафе зазвучала незнакомая речь. Потомок бужая закатил глаза, норовя грохнуться в обморок.

— Руку утри, — посоветовал шеф. — Болячек иноземных тебе ещё не хватало.

Перед Ивановым возник небольшой таз с водой и мыльница. Мальчишка-официант расстарался. Выполнив рекомендацию и воспользовавшись предложенным полотенцем с диковинной вышивкой, он вернулся к напарнику, отметив, что боярин, посчитав экзекуцию законченной, комфортно расположился рядом с джинном, по его правую руку.

— Теперь ему пять годочков меченому ходить, — начались неторопливые пояснения произошедшего. — Ни смыть, ни вырезать клеймо не можно. Все, кому следует, видеть будут и ведать — вор пред ними. Сие кара за мелкое прегрешение. От нас, — солидно уточнил Фрол Карпович. — Далее хошь — в полицию его сдавай. Хошь — пущай штраф платит… За тяжкий проступок — другой разговор. Вплоть до вечной темницы... Следовало ранее вам растолковать, но запамятовал... Да отпустите вы его! — возглас адресовался к детинам, продолжающим держать воришку за шиворот.

Те послушно отпустили чужой ворот. Клеймёный сполз на пол, зарыдал и на четвереньках, по дуге, кинулся к боярину, норовя облобызать его туфли. Не успел. Помощник главного схватил мужичка за ногу и, мордой по полу, под непрерывный поток виноватой абракадабры, вытащил из кафе наружу.

— Домой поедет, — сказал пожилой узбек, не обращаясь ни к кому конкретно. — Навсегда. Деньги вернёт. Я сказал.

— Тебе виднее, — зевнул представитель Департамента, вспоминая о подчинённых. — Чего застыли? Аль не интересно, что да как?

При Темире инспекторам расспрашивать подробности не слишком хотелось, чужие уши, всё-таки, однако у руководства имелось иное мнение.

— Ваши Печати силу судейскую имеют, — пояснения продолжились, как ни в чём не бывало. — Важно произнесть, за что и на сколько караете. Но думайте! Невинного обидеть — грех великий! Дознание со всем тщанием ведите.

— А если ошибёмся, что будет? — открыл рот усидчиво слушавший Антон.

— Плохо будет, — уверенно пообещал начальник, угощаясь пахлавой с широкого, цветастого блюда. — Наказание схлопочешь. По всей строгости... Идите. Мне со старинным знакомцем былое вспомнить хочется...

***

Оказавшись на улице, друзья с удивлением отметили, что людской поток в торговых рядах заметно поредел, а часы показывают предвечернее время.

— По норам? — предложил Швец. — Или идеи есть?

— Нет. Я в театр иду. С Ланой.

Призрак участливо приложил ладонь к голове напарника.

— Вроде бы горячки нет... С чего вдруг? Соблазнить решил? Смотри, в бабах не запутайся...

Пожелание отозвалось зудом между Серёгиными лопатками.

— Типун тебе на язык! Получилось так. Я ляпнул ради хохмы, а она согласилась.

— Даже не знаю, кто тупее... Вор-гастарбайтер или ты... Театр — это ведь шаг в сторону Дворца Бракосочетаний и погибших свобод.

Не в силах терпеть льющийся из Антона сарказм, Иванов развернулся и пошёл к выходу с рынка.

***

У ворот букинстки инспектор стоял ровно в 16.30, согласно полученным в сообщении инструкциям. Театр ждал их к семи. Остающиеся два с половиной часа, согласно всё тому же сообщению, предлагалось потратить на дорогу, вечерние пробки и оставить немножечко про запас.

Выглядел он стильно: костюм, белоснежная, накрахмаленная кицунэ сорочка с идеально отглаженным воротником, чёрные «выходные» туфли, непривычно жмущие ноги после удобных и растоптанных ботинок, бабочка. Самоощущение примерно посредине между женихом и прокатным фраком. Ни сесть лишний раз, ни встать.

Некстати вспомнилось как-то виденная по телевизору передача о певцах старой, советской школы, имевших обыкновение никогда не садиться в концертном костюме для сохранения остроты стрелок на брюках и отсутствия лишних складок.