Генрих - Отпуск на всю жизнь

– Блеск! – мой неподдельный восторг вырывается наружу, – И кто кого? А как бились? Ногами дрались?

Ледяная смотрит на меня почти с испугом.

– Откуда я знаю? Я сразу убежала.

– Жаль… – мой энтузиазм затухает.

– А ты что, – осторожно начинает Ледяная, – любишь, когда мальчишки за тебя дерутся?

– За меня? Мальчишки? – до меня сначала не доходит, – А, нет! Я вообще драки обожаю. Мои любимые телепередачи про бокс, там, другие единоборства. Борьбу не очень уважаю.

– Ты драки любишь? – Ледяная так широко распахивает глаза, что меня почти явно заливает синим светом.

– Ага, – киваю и снова возбуждаюсь, – Слушай, у меня тут в старой школе случай был…

С жаром принимаюсь рассказывать про драку с Машкой. Ледяная по мере моего повествования всё меньше становится ледяной. Рот она-то и дело раскрывает, как опомнится, снова закрывает. И так по кругу.

– Представляешь, Маринка ей нажаловалась. Ну, сама виновата, я ей потом нос разбила. А чо она?

– А я ей ору: ты чего здесь трёшься, тварь! А она мне… представляешь?

Глаза мои, чувствую, разгорелись и в воображении моём, а может и реально, над столом вспыхивали два ярких снопа света, зелёного и синего цвета.

– Ну, я и врезала! Руку об неё сломала, представляешь? А она кубарем…

– Ты что, ногами её била? – поражается моей жестокости Ледяная.

– А что я могу? В их кругах так принято. Сбить с ног и добивать, представляешь? Машка сама хотела со мной так сделать.

– Ты представляешь, какая она крепкая! Я же ей отомстила, тоже ей руку сломала, потом так надавала, а она всё равно встала и ушла. Представляешь? Так до конца я и не смогла её…

– Ты что убить её хотела?

– Да чо сразу убить-то, – ёрзаю от неудобного вопроса. Действительно ведь хотела, – Так…

Рассказ подходит к концу. Возбуждение спадает, я будто заново всё пережила. Ледяная смотрит на меня с непомерным удивлением.

– А Маринку-то за что?

– Ты прям, как моя подружка Юлька. Та её прессовала целый год, а она: не надо её бить, не надо, – вяло оправдываюсь я.

– У тебя подружка есть? – прозвучавшие незнакомые нотки в её голосе заставляют меня сделать стойку.

– А я чо, не говорила? Есть, конечно. За одной партой сидим, – плюс к странной интонации вижу глубоко в глазах что-то тоскливое. В голове со знакомым щелчком что-то складывается. Это не звук, это ощущение. Появляется, когда выскакивает решение сложной задачи. И раз! Всё ясно и понятно.

– А у тебя есть? – вдруг не угадала?

– До Лицея была. Потом я ушла, она осталась. Общаться стало сложно.

– А в Лицее?

– Так нет никого. Юристов и научников мы видим редко, иногда на переменах и в столовой.

Вспоминаю своё бытие. Да, ни разу не видела подруг из разных классов. А если были, значит, жили рядом. Это что, у меня с Юлей всё? Ну, если я в школу не вернусь? Не хочу!

– К тому же… представь, начинаю ходить в гости в другой класс. Или она ко мне. Думаешь, мальчишки в стороне останутся? Тут же корриду затеют.

Я хихикаю, Ледяная вслед за мной.

– Ладно, – хлопаю рукой по столу, – Я всё решила.

– Что? – слегка вздрагивает от хлопка Ледяная.

– Буду зачисляться в ваш класс. Нам вместе веселее будет. Я тебя с Юлькой познакомлю.

Ледяная на секунду оттаивает, затем снова принимает обычный вид.

– Если тебя примут.

– Само собой.

Когда расстаёмся, Ледяная смотрит совсем по-другому, как-то живее.

Возвращаюсь домой и думаю: я ничего лишнего ей не наболтала? А то как-то увлеклась. А, пусть, нормальная вроде девочка.

Вечером звонит Юля, в процессе трескотни опять склоняет меня приехать в гости.

– Юляша, не знаю. Папочка тут угрожал меня на море отвезти. Если он подло не сдержит обещания, то обязательно.

– Скажи ему, что заранее его прощаешь за эту подлость, – хихикает Юлька.

– Хорошо.

Отмечается и Пистимеев. Этот перец требует полный отчёт и пилит меня за то, что не посмотрела остальных. Начинаю злиться.

– Пистимеев! Если тебе так надо было, сам бы пришёл. Я видела там посторонних и тебя бы пустили.

– Г-м-м… ладно, шашки – самая крутая программа, но это уникум какой-то. Вряд ли кто выйдет на его уровень.

19 августа, вторник, время 10:35

Лицей, один из классов.

Полноватый и лысоватый мужчина, приятная улыбка которого четверть часа назад надолго покинула его лицо, устало произносит:

– Лев Григорич, что же вы так ополчились на бедную Молчанову?

– Игорь Платоныч, да не верю я, что она программу сама написала! – возмущается невысокий худощавый преподаватель.