Михаил Шабловский - От тёмного истока

Я как мог заторопился вниз, спотыкаясь и оскальзываясь на покатых, стёсанных телами жертв и ногами их истязателей каменных ступеньках. Ноги едва держали меня. Когда багровый свет снизу уже высветил арку входа в пещеру и маленькую площадку перед нею, я всё-таки оступился и чуть ли не кубарем покатился по лестнице. И буквально вывалился из арочного проёма в зал потаённого средоточия чародейского могущества залесьевского рода. Дробовик, высекая искры из каменного пола, отлетел в сторону.

Зал был не так уж велик, и это только усиливало жуткое впечатление — всё было очень рядом и близко. И ряды странной, пугающей формы высоких подсвечников со множеством горящих свечей чёрного воска. И огромное количество человеческих костей, разложенных аккуратными горками, каждая из которых увенчана была скалящимся черепом. И толстые столбы с перекладинами и свисающими верёвками, окружающие алтарь. И страшная чёрная ниша за алтарём. И тускло вспыхивающие светящиеся письмена на каменных сводах, письмена, от которых я поспешно отвёл взгляд.

Несчастная человеческая жена графа была привязана к одному из столбов у алтаря. Она была совершенно обнажена. А на плоском неправильной формы алтарном камне, покрытым бурыми, впитавшимися в известняк потёками, лежала моя Анна, облачённая в белый саван. Глаза её были закрыты, видимо, она была без сознания.

Граф стоял перед столбом с Марией, закутанный в чёрный плащ или мантию. В одной руке его была книга в тёмной обложке, в другой — странного вида изогнутый клинок. Рядом с ним стояла Люция, также полностью обнажённая. Обеими руками она зажимала отцу рану на горле, очевидно, для того, чтобы он мог начитывать богомерзкие строки ритуальных наговоров. Мария продолжала кричать, умолять графа о пощаде, но он будто бы и не замечал её воплей.

— Малинов, быстрее! — услышал я вновь бестелесный голос дампира. — Остановите, прервите церемонию!

Я заставил своё истерзанное тело подняться и рванулся к завалившемуся в угол у арочного проёма дробовику. Но когда я поднял его и развернулся для выстрела, оказалось, что я опоздал — граф закончил читать заклинания, Люция отскочила от него, а он резко поднял клинок и одним взмахом глубоко полоснул им по телу Марии снизу вверх. Её крики перешли в страшный, рвущий душу безумный вой и громкий предсмертный хрип, оборвавшийся, когда граф рассёк ей горло, продолжив движение клинка. Кровь несчастной хлынула вниз, Люция метнулась к столбу, держа в руках глубокую золотую чашу и подставила её под жуткий красный поток. Я взвыл от жалости, ужаса и отвращения к происходящему. Не делая никаких предупреждений, я направил ствол ружья на Люцию и надавил на спуск. Серебряная картечь ударила мерзавку в бок и бедро, и синие огоньки зажглись на её теле там, где серебро вошло в чародейскую плоть. Демоницу отшвырнуло к алтарю, она дико завизжала, но последним усилием всё же вскинула чашу и выплеснула её страшное содержимое на алтарь и на Анну. И свалилась у камня. Синие огни разгорелись сильнее и начали пожирать её тело.

Граф нечленораздельно зарычал и прыгнул к алтарю. Когда он увидел, что кровь его несчастной жены впитывается в алтарь и покрывало, в которое была закутана Анна, торжествующая улыбка исказила белое рублёное лицо. Рокот стал громче и перешёл в оглушительное грохотание. Стены и пол пещеры затряслись. Я вновь не смог удержаться на подкашивающихся ногах, упал на пол и выронил ружьё. И встать у меня не получалось. Тогда я пополз. Что-то словно противодействовало мне, я будто упирался в тягучую плёнку, натянутую между мною и алтарём, я никак не мог прорваться сквозь неё, мои движения были замедленны и слабы, как во сне. Граф наклонился над Анной и резким движением разорвал на ней окровавленный саван. И тут она открыла глаза, увидела отца и закричала в страхе:

— Нет!! Спасите! Господи Боже мой, помоги!

Словно бы вдруг лопнула удерживавшая меня тугая плёнка. Рывком я оказался у алтаря. Но граф одной рукой сдавил горло Анны, а другой резко и грубо раздвинул её беспомощные ноги. Что-то чёрное и глубинно страшное начало выползать из ниши за алтарём и это чёрное туманило и отравляло душу, лишало воли и разума. Всё моё естество свело судорогой природного ужаса. Господи, неужели это конец, обречённо подумал я. И внезапно вспомнил, что там, наверху, я так и не смог вытащить из кобуры пистолет, что он всё ещё у меня, что я небезоружен. Словно сама собой рука моя потянулась к поясу. И хотя в голове звенело «Беги! Спасайся! Смерть! Смерть ждёт тебя!», я не остановил руку, я вынул пистолет, я приставил ствол к виску графа и выстрелил за долю секунды до того, как он вошёл бы в свою дочь. Мгновенно пропала из сознания страшная чернота. Утих рокот недр. Чудовищный обряд не свершился, и Тьма уползла назад. Граф ещё сумел повернуться ко мне и посмотреть на меня остекленевшим взором. Но никакой силы и угрозы уже не было в его потускневших глазах. Только безмерное удивление. Потом он упал. Я скорее скинул с себя куртку и, закутав Анну, подхватил её на руки — откуда только силы взялись. Глаза Анны сияли сквозь слёзы: