Софья Подольская - Жизнь навыворот

– Кого?

– Значит, не рассказывал. Алессандро Борджиа уже четыреста лет долбит Святой Престол, чтобы тот допустил его к таинствам.

– Вампира?

– Алессандро – добрый католик, до обращения даже собирался принять сан, но любовь… Выскочила и поразила. Как молния или, этот, финский нож. Честно, – вздохнул Максимилиан, – я сочувствую всем поколениям святых отцов, вынужденных боксировать с ним по переписке: Алессандро та еще зануда. Но он хороший пример вампира, который нашел, свое что?

Он крутанул руль так, что Игорь смог ответить, только отодрав себя от пассажирской двери. И отдышавшись.

– Цель?

– Цель, – фыркнул Максимилиан, – цель это, так, материальное воплощение. Хотя цели важны. Правильные, а для этого нужно, как бы банально это ни звучало, ответить на вопрос: «Кто ты?» При этом желательно не прибегая к социальным, возрастным, должностным и прочим маркерам. Потому что они точно исчезнут, а вот ты… Тебе хорошо бы остаться.

Короткий остаток пути они пролетели в молчании. И уже выпорхнув в промороженное нутро подземного гаража, Макс достал телефон.

– Это, – сказал он, отправляя сообщение, – визитка Адрианы. Будешь связываться, скажи, что от меня. Я обязательно учту ее оценку, когда буду решать, отправлять тебя с Аргитом или нет.

Игорь рассеянно посмотрел под ноги, на зажатые в кулаке ключи от машины, на кривящиеся в знакомой дурашливой усмешке бледные губы, поймал последний задумчивый отблеск во льдисто-голубых глазах.

– Макс?

– Че?

Вопросов было множество, но Игорь почувствовал, что задавать одну половину – глупо, а вторую – бесполезно. И все же вопрос нашелся:

– А эта история, с исповедью, как думаешь, кто уступит?

– Ну… Вот я, например, верю в торжество личности над системой, – философски изрек Максимилиан, а потом бледные губы изогнулись в лукавой улыбке, – да и поставил я на это немало. Ладно, падаван, – он сунул руки в карманы потрепанных джинсов, – не скучай.

И, насвистывая, двинулся к выходу.

Игорь пропустил момент, когда светловолосый парень исчез, а нетопыриная тень, скользнув по стене, растворилась в декабрьской ночи.

Психотерапевт Адриана Ким согласилась принять Игоря на следующий же день.

О возвращении к прошлой жизни он больше не думал.

Ночью восставший по зову природы Тема обнаружил в собственной гостиной включенный телевизор и домового, задумчиво этот телевизор созерцающего. Доктор Даманский почесал светлую поросль на мужественной, как ему говорили, груди, ущипнул себя за предплечье, повторил собственное ФИО, и только потом спросил:

– Эй, Савелий. А ты чего тут?

– А тебе, охламону, жалко, что ли?

Услышав в строгом басе дедовские интонации Тема икнул и сразу пошел оправдываться:

– Да нет, просто, я думал, ты у Серафимы живешь.

Савелий вздохнул, ополовинил одним глотком литровую бутылку с молоком, и деловито пояснил.

– Жилье у меня есть, ведомственное, а за ней я по доброте душевной присматривал. Таперича, вот, за тобой буду.

От столь бесцеремонного вторжения в свое личное пространство Тема на мгновение онемел.

– Ну, чего встал статуей антишной? Топай в койку, давай, неча срамом светить.

Признав ситуацию временно безвыходной – не полицию же на домового вызывать – и пообещав себе завтра же узнать у соседки, как избавить себя от такого счастья, Артем Петрович Даманский отправился спать.

– Ничего, – довольно пробурчал Савелий, поглаживая сбрызнутую молоком бороду, – ее пристроил, и тебя, ходока, остепеню.

Когда перед рассветом он все же заглянул в соседнюю квартиру, Серафима спала, бесцеремонно забросив голую ногу на бедро потомка богини Дану. А тот читал с телефона, разбирая свободной рукой спутанные черные пряди.

Был Новый год. И живая елка. Игрушки старые, извлеченные из обувных коробок, где они спали под одеялом из слежавшейся ваты. И новые. Их Аргит и Серафима выбирали вместе. Подарки в праздничной упаковке. Запах хвои и мандаринов. Разноцветные гирлянды по комнатам.

Утра с сонными поцелуями и Айном, который, окончательно распустившись, позволял себе запрыгивать на кровать. Лизал руки, стаскивал одеяло, как бы намекая, что пора любимую собаку выгулять. И покормить.

Серафима отбивалась босыми пятками. Ворчала с улыбкой. Пока Аргит не бросал на своем непонятном языке короткую фразу. Тогда корги послушно уходил и дожидался, когда хозяева, нашумевшись и смешав запахи, займутся, наконец, своими прямыми обязанностями.