Даррен О'Шонесси - Город смерти

В поезде было тихо. Ни его пункт отправления, ни его конечная станция не могли похвастаться важным значением для страны. Жалкий слуга ночи, он развозил исключительно коммивояжеров, вампиров и беглецов. Железнодорожная компания сэкономила бы массу денег и усилий, если бы отменила этот поезд, чтобы по данному маршруту могли передвигаться только дневные пассажиры. Наверно, никто бы даже не пожаловался — ведь пользовались этим поездом мало. Но пути бюрократии неисповедимы, и где-то всегда найдется человек, который пламенно и дотошно старается удовлетворить все нужды общества, включая нужды меньшинств.

Я устроился в одном из множества пустых купе. Потянулся было задернуть шторы, но тут же отдернул руку: снаружи была непроглядная тьма, превратившая окно в зеркало. Я снял очки и шляпу, положил их справа от себя на диван и уставился на лицо в окне, устало размышляя над новой деталью головоломки, гадая, когда же придет конец всей этой катавасии.

Передо мной было лицо, исколошмаченное и исцарапанное Кардиналом. Лицо, которое могло зажить не раньше, чем спустя несколько недель или даже месяцев. Перебитый нос. Покрытые ссадинами щеки. Изжеванное ухо. Ободранные губы.

Лицо пришло в норму само собой.

Под глазами — еле заметные синяки. Нос чуть кривоват. Пара легких ссадин. В остальном — морда как новенькая. Я посмотрел на руки. Разбитые костяшки пальцев — целы. Ладони, изрезанные осколками вазы, — невредимы.

Я встал и немного попрыгал на месте, испытывая свое тело. Ничего не болит. Ребра не ноют. Ступня, которой я пнул Кардинала, заодно повредив пальцы, — в норме. Руки, ноги, торс — в прекрасной форме. Я был абсолютно здоров, словно и не дрался ни с кем, словно весь этот жестокий поединок мне лишь пригрезился.

В Сонасе я не сошел — зачем облегчать работу моим преследователям? Пусть эти козлы честно отрабатывают свои деньги. Я только украдкой выглянул из окна, когда поезд въехал на станцию — которая, кстати, оказалась неожиданно большой. Насколько я мог судить, меня не встречали. В этот ранний утренний час на платформах не было ни души, так что всех злодеев я заметил бы сразу. Может быть, они сидят в засаде где-нибудь по ту сторону вокзала, вдали от любопытных глаз. Да, это самое вероятное. Они держат под прицелом все возможные выходы со станции. Не все же такие обалдуи, как Винсент.

Я сошел на следующей остановке. Контролер у турникета спал на посту — дрых сидя в своей тесной будочке, подложив под голову фуражку. Я прошел мимо на цыпочках, чтобы не беспокоить зря человека.

На площади взял такси до Сонаса.

— А что же вы на поезде не поехали? — ворчал шофер. Подзаработать он был не против, но ехать черт-те куда в такую рань ему явно не хотелось. — Это же соседняя станция или вы не знаете?

— Мне нравится ездить на машине, — отрезал я, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

Таксист высадил меня в центре города и покатил назад. Я немного постоял, озираясь кругом. Мимо проехал молочный фургон. Шофер приложил руку к кепке и кивнул мне. Я тоже приложил руку к шляпе в ответном приветствии. Пробежала кошка, злобно покосившись на меня и сделав широкий вираж вокруг моих ног — повадки незнакомых людей были ей отлично известны, и она опасалась нарваться на грубость. В остальном на улицах не наблюдалось никаких признаков жизни. Тихо, как в могиле. Я столько времени прожил в городе, где непременно что-нибудь грохотало или неслось во весь опор, что и позабыл о существовании таких вот захолустий, населенных пунктов, которые обходятся без ночных полицейских патрулей и проституток, рабочих ночных смен, гангстеров и клубной молодежи. Здесь, вдалеке от всего этого, в час, когда солнце, сонно моргая, только-только высовывалось из-за горизонта, я чувствовал себя изгнанником, раздетым догола и выброшенным в чужое время. От тишины становилось не по себе. Мне она определенно не нравилась — я уже начал тосковать по городу с его шумной, кипучей жизнью.

Я побрел куда глаза глядят. Шляпа и очки спасали мое лицо от ослепительного утреннего солнца, а также помогали мне игнорировать отражение моего невредимого лица в стеклах окон и витрин. Глаза бы мои не смотрели на это лицо! Мне ужасно не хотелось размышлять о его чудесном исцелении и о том, как эта загадка связана с другими.

Сворачивая с улицы на улицу, я ощущал, как оживают и множатся в моей памяти воспоминания. Я начал узнавать знакомые места. Вот спортивный магазин, где я купил первую теннисную ракетку. Мне было лет шесть-семь, не больше. Я буквально почувствовал ее в руке: деревянная рукоятка, сияющие струны — тогда я был абсолютно уверен, что моя быстрота и сила подачи одолеют весь мир.