Юрий Леж: Агенты Преисподней

– Увлечен-с, – прокомментировал поведение знаменитого игрока бесенок. – Второй век уж тут, а все наиграться не может…

Дрожащими, жадными пальцами, торопясь, будто захлебываясь в собственном желании успеть до сакраментального: «Ставки сделаны. Ставок больше нет», игрок лихорадочно, поспешно раскидывал по зеленому сукну фишки, тут же забывая о них и ловя пристальным взглядом появляющийся из дьявольских рук искристый шарик. И – услыхав внятное, звучное объявление невидимого крупье – то вскидывал руки к низкому потолку, то прятал лицо в ладонях, трясясь непонятно – от смеха ли, от рыданий, и снова быстро-быстро разбрасывал по цифрам маленькие пестрые кружочки фишек.

– И выигрывает? – поинтересовался очкастый, внимательно вглядываясь в теперь уже откровенную тень когда-то известного человека, до сей поры влияющего на умы и судьбы многих грешников.

– А как же? – удивленно взметнул на лохматый лобик брови бесенок. – У нас, тут, по-честному, иначе всякий интерес пропадает… лет двадцать назад он такой куш снял – ух! Наши-то все думали, что крупье лет на триста без рук останется, но – нет-с, помилосердствовали, отыгрывается потихоньку.

Смуглый недоверчиво хмыкнул – честность, вообще-то, никогда не была в числе добродетелей, почитаемых в Преисподней, ну, разве что в этот раз Хозяин решил на многовековом опыте проверить математическую теорию азартных игр. Впрочем, это обстоятельство ни коим образом не касалось обладателя странных очков, и он только обрадовался, когда за спиной остались и стол под зеленым сукном, и яркий свет, переливающийся на красно-черном цифровом колесе, и изможденный игрой, но не сдающийся, когда-то почитавшийся светочем, игрок.

И вновь – изящный, Вечностью натренированный взмах хвоста, легкий щелчок…

В просторной, освещенной многочисленными свечами на столиках и редкими, тусклыми бра на стенах ресторанной зале наигрывала легкая классическая музыка: скрипичный квартет, виолончель и арфа – все в черных фраках, арфистка в строгом вечернем платье – наполнял пространство протяжными, тоскливыми и неторопливыми звуками Брамса, Глюка, Грига, Баха.

Плохо разбирающийся не только в классической, но и в музыке в целом, смуглый очкастый спутник бесенка более пристальное внимание уделил сидящим за столиками, впрочем, столиками их назвать можно было только с огромной натяжкой. Это были – столы. Монументальные, покрытые белоснежными скатертями, окруженные почтительной свитой красивых, мягких кресел с резными, изящными спинками и удобнейшими подлокотниками – столы буквально царствовали в этом уютном, благожелательном мирке услужливых официантов, снисходительно-вежливого метрдотеля, звонкого хрусталя, тончайшего фарфора, серебряных столовых приборов, запыленных бутылок старого вина. Столы эти были самодостаточны одним только фактом своего существования, но, тем не менее, за ними восседали люди: толстяки с выпученными глазами, тяжелой одышкой, масляными подбородками; до изможденности худые, будто обтянутые кожей скелеты, с впалыми, голодными глазами, приоткрытыми губами, тонкими, костистыми пальцами; средней комплекции, иной раз даже подтянутые, стройные, с алчным блеском золотых перстней, раздувающимися от фантастических, ароматнейших запахов ноздрями… здесь были и мужчины во фраках, вечерних и деловых костюмах, и женщины в умопомрачительных, шикарных туалетах, хотя, мужской пол преобладал, безусловно подавляя своим большинством редких, но от этого еще более приметных спутниц.

Одно за другим, доставленные вышколенными, а потому практически невидимыми официантами, появлялись на столах блюда с парной и жареной осетриной, тающими во рту ароматными, с поджаристой корочкой, шашлыками, эскалопами, отбивными, бифштексами, ромштексами, котлетками всевозможных фасонов и размеров. За ними следовало великое множество гарниров – от простой, но отменно поджаренной картошки с зеленым горошком до чего-то невообразимо сложного, непонятного, изысканного и душистого. Бесконечность соусников окружало основные блюда, десятки видов горчицы, хрена, специй старались своими ароматами поддержать аппетит сидящих за столами. И уже слов не остается на описание даров моря, десятков сортов сыра, изысканных вин, коньяков и ликеров, изощренных десертов, настоящих гаванских сигар…

А мужчины в строгих фраках, женщины в шелестящих шелком и блистающих драгоценностями вечерних платьях, не обращая ни малейшего внимания на деловитую суету услужливых официантов, судорожно жевали, подкладывая в поминутно открывающиеся рты кусочки деликатесов и вливая вино – казалось, нет, и никогда в жизни не будет важнее для них занятия, чем сосредоточенное поглощение пищи. Впрочем, даже здесь, в зале гурманов и знатоков тонкостей французской, итальянской, китайской, русской кухонь витал такой привычный в Преисподней дух усталости и равнодушия к пожираемым яствам.