Марина Ясинская - Художник

И художник не мог сделать ни единого штриха.

Аркадий потягивал из фужера шампанское, рассматривал нарядную толпу и гнал от себя тревожные мысли.

Его взгляд непроизвольно задержался на молодой женщине в ярко-красном платье, стоявшей в толпе. Гибкая, грациозная, с пышными чёрными волосами и выразительными чёрными глазами, она была прекрасна — с точки зрения художника и мужчины.

Аркадий присмотрелся к ней внимательнее. Нет, она не просто прекрасна. Она безупречна. Совершенна.

Словно почувствовав его взгляд, женщина подняла глаза на художника — и Аркадий вздрогнул всем телом.

Его пронзили ужас и восторг, и он сразу понял, что пропал. Окончательно и бесповоротно.

Из чёрных глаз прекрасной женщины на него смотрело зло. То самое зло, что отметило лицо юного рыцаря, много веков назад убившего его брата-близнеца.

Аркадия охватило желание немедленно спрятаться, скрыться от этих глаз. И вместе с тем ему страстно захотелось подойти к женщине в красном, взять её за руку — и никогда не отпускать.

Почти не отдавая себе отчёта в том, что он делает, художник направился к незнакомке.

Кто-то позвал её:

— Анна!

Женщина обернулась, сделала шаг в сторону — и словно растворилась, бесследно пропала в толпе гостей.

А Аркадий потерянно стоял посреди галереи, чувствуя одновременно и горечь потери, и облегчение — ведь он только что избежал страшной опасности.

И он только что упустил свою музу. Свою богиню. Свою любовь.

— А вы что, портреты тоже пишете?

Аркадий вздрогнул и, впервые за долгое время, оглядел свою студию. Она была заполнена незаконченными портретами одной и той же прекрасной черноволосой женщины, настолько красивой, что это почему-то вызывало ужас.

Он не писал портреты. Последние несколько недель художник писал только один портрет — Аркадий снова и снова рисовал Анну.

Художник не мог забыть её, не мог выбросить её из головы и жить как прежде. Чёрные глаза Анны преследовали Аркадия, они поработили его и не давали покоя ни днём ни ночью.

Он страстно хотел ещё раз увидеть её, но приходил в ужас от мысли, что встретится с ней лицом к лицу и зло снова посмотрит на него из её глаз.

Аркадий бредил Анной. Он любил и боготворил её, он боялся её и страшился её взгляда, и эти противоречивые чувства сводили его с ума.

Больше всего на свете художник хотел освободиться от власти Анны и потому рисовал её снова и снова, изображая её весёлой и беззаботной, насмешливой и серьёзной, задумчивой и грустящей, печальной и смешной. Разной. Он помнил её такой. Она была такой, пока не случилось что-то, что изменило её. Какая-то страшная метаморфоза, сделавшая её другой. Превратившая её в это прекрасное воплощение зла.

Аркадию казалось, что если он сможет запечатлеть Анну такой, какой она была когда-то, до того, как в неё проникло это зло, то он освободит и её, и себя. Анна снова станет прежней, а он — он снова сможет писать. Он наконец-то напишет тот белёсый пляж и редко разбросанные по нему каменные глыбы, напишет умиротворение и покой, которым дышит это место, и сам обретёт его.

Но в каждом новом наброске Анны по-прежнему виднелся отпечаток мрака, и чёрные, полные зла глаза всё так же преследовали его.

— А вы можете написать мой портрет?

Аркадий с недоумением посмотрел на женщину. К нему в студию приходили самые разные люди — журналисты и телевизионщики, коллекционеры и художники, спонсоры, предприниматели, агенты, рекламщики, промоутеры и просто любопытствующие. Кто она?

— Так можете? — повторила женщина. И, решив, что художник колеблется, добавила: — Мой муж заплатит любую цену. — Женщина восторженно улыбнулась и захлопала в ладоши: — Портрет от самого Ивова! Это будет нечто! Так что, согласны?

Аркадий задумался. Он никогда раньше не писал портретов. Может быть, именно поэтому Анна не удаётся ему так, как надо? И если он поупражняется на других лицах, то в конце концов сможет написать и её?

— Да, согласен, — ответил художник.

Аркадий окунулся в новое дело с головой. Он не просто рисовал портреты — он изучал свои модели, рассматривал их характер, проникал в их суть и умело передавал всё это в своих полотнах.

От желающих получить портрет кисти самого Ивова не было отбоя.

Художник принимал всё новые и новые заказы, надеясь, что после того, как он отточит своё мастерство на десятках чужих лиц, ему наконец-то удастся нарисовать Анну.

Иногда ему казалось, что он готов. Тогда он снова брался за её портрет — и снова выходило не так, как надо; на прекрасном лице Анны по-прежнему оставался отпечаток зла.