Новые полотна Ивова ждали с огромным нетерпением.
Они появлялись редко и каждый раз производили настоящий фурор.
Они выставлялись всего раз — и тут же продавались за невероятные деньги в частные коллекции.
Друзья озабоченно советовали Аркадию больше рисовать.
— Если будешь продолжать в том же темпе, то у тебя будет по картине в год. А другие вон по картине в неделю выдают, — говорили они.
Их мнение полностью поддерживал олигарх Потапов, взлетевший на вершину столичного бомонда на крыльях славы художника.
— Бизнес надо делать, понимаешь? — наставлял он. — Биз-нес! А как я его сделаю без новых картин?
Наконец, то же самое говорили ему агенты:
— Интерес к себе нужно постоянно подогревать. Сегодня ты на пике славы, а завтра про тебя уже никто не вспомнит, — предостерегали они.
Аркадий только пожимал плечами в ответ. Ему не нужна была слава ради славы. Он уже получил то, что хотел, — деньги, которых ему хватит до конца жизни. Деньги, обеспечившие ему свободу писать то, что хочется.
Размениваться на меньшее и рисовать картины просто для того, чтобы поддерживать интерес к себе, Аркадий не собирался. Да, у него есть талант, и наверняка реши он написать какую-нибудь обычную картину, она вышла бы неплохой.
Но он не хотел писать неплохие картины.
Он хотел писать только те картины, которые рвались в этот мир из других миров и времён. Те, которые дарили ему его братья-близнецы. Те, которые захватывали дух и переворачивали душу.
Лучше написать пять шедевров, чем пять сотен неплохих картин.
* * *
Угас лязг металла, утихло ржание боевых коней, перестали свистеть стрелы. Над усеянным трупами полем битвы слышались только стоны умирающих и торжествующие крики воронов.
Победа!
Он вдыхает полной грудью пропахший кровью воздух. Он выжил!
Медленно возвращаясь к лагерю, он внимательно рассматривает лежащие на земле тела. Но, в отличие от других, он не грабит павших, не снимает с них дорогие кольчуги, не стаскивает перстни, не забирает изукрашенные мечи. Находя тяжелораненых, он их добивает. И своих, и чужих. Медиков слишком мало; милосерднее сразу избавить раненых от мучений.
Он опускается рядом с одним совсем молоденьким пареньком в латах. Юный и бледный, тот лежит, беспомощно раскинув руки, в луже крови, и его грудь едва поднимается в такт слабому дыханию.
Когда он склоняется над пареньком, тот резко открывает глаза, и они вспыхивают чёрным светом.
Внезапное ощущение всепоглощающего мрака, первородного зла пронзает его, и инстинкт, что сильнее разума, кричит: бежать!
Он резко подаётся назад — но слишком поздно. Юный рыцарь хватает его с удивительной силой и плотно прижимает к себе. Лицо паренька меняется, становясь страшной маской, пальцы впиваются в кожу, превращаясь в шипы, рвут плоть; из тела паренька выскакивают сотни острых игл и впиваются в него, вытягивая кровь, забирая всю его силу, всю энергию.
Всю жизнь.
* * *
Аркадий резко сел на кровати, жадно хватая ртом воздух.
Когда бешеный стук сердца немного утих, мрачный художник привычно подошёл к мольберту и установил на нём чистый холст. Как обычно, он прикрыл глаза, вспоминая кружащих над полем боя воронов и втоптанные в грязь штандарты. Он заново ощутил шипы, впивающиеся в тело и вытягивающие из него жизнь, и взялся за кисть.
Аркадий ожидал, что на свет появится масштабное полотно поля боя. Но его почему-то упорно преследовали чёрные, полные всепоглощающего мрака и первородного зла глаза юного рыцаря, и художник подчинился.
Кисть нервно и испуганно металась над холстом. Но на поверхности не появилось ни штриха — ведь у зла нет лица.
Очередная выставка Аркадия Ивова, как всегда, стала настоящим событием.
Художник стоял в ярко освещённой галерее и принимал поздравления, стараясь не думать о том, что вот уже несколько недель он не может начать писать картину, которая рвётся через него в этот мир. Раз за разом его посещало видение одного и того же места — широкого пустынного пляжа, на белёсом песке которого редко раскиданы, словно гигантские игральные кости, каменные глыбы. В отличие от многих других видений, в этом стихия не бушевала, не стремилась убить или смести с лица земли. Стихия пребывала в полном покое, и, бродя по безлюдному, расстилающемуся до самого горизонта пляжу, Аркадий испытывал удивительное умиротворение. Но как только он брался за кисть и прикрывал глаза, чтобы вспомнить свои ощущения и перенести их на полотно, образ белёсого пляжа неизменно вытеснялся чёрными, полными всепоглощающего мрака и первородного зла глазами.
Читать дальше