Виктория Шваб - Архив

Я невольно оглядываюсь на подсобку, ведущую в Коридоры, и мама, должно быть, поймала мой взгляд, потому что тут же направилась туда.

— Интересно, что тут произошло? — говорит она, повернув сломанную дверь, провисшую на петлях.

Равнодушно пожав плечами, я иду к металлическому ящику, отдаленно напоминающему духовку, и открываю дверцу. Внутри все запачкано прогорклым подгорелым жиром.

— Я тут подумала, — замечает мама, — нам стоит испечь немного маффинов. Приветственных маффинов!

Последнюю фразу она произносит с такой бравурной интонацией, что становится тошно.

— Знаете, чтобы дать всем понять: мы приехали. Что думаешь, Мак?

Вместо ответа я пихаю дверцу духовки, и она с оглушительным грохотом закрывается. Что-то отваливается от нее и с тоненьким тиньк-тиньк-тиньк катится по каменному полу к маминым ногам.

Ее улыбка даже не тускнеет. От этой притворной жизнерадостности и улыбки как-все-классно меня выворачивает наизнанку. Я видела, что творится у нее в голове, и прекрасно знаю, что это глупая рисовка. Я уже потеряла Бена. Я не хочу потерять и ее тоже. Мне хочется встряхнуть ее и сказать… Но я не знаю, что ей сказать. Не знаю, как до нее достучаться. Как объяснить, что так она делает только хуже — всем нам.

Поэтому я говорю правду:

— Кажется, духовка вот-вот развалится.

Она пропускает мои слова мимо ушей. Или просто их игнорирует.

— Ну что ж, — бодро говорит она, нагибаясь, чтобы подобрать с пола винтик. — Тогда мы воспользуемся домашней духовкой, пока не привели в порядок эту.

Сказав это, она поворачивается и упархивает прочь. Я оглядываюсь в поисках поддержки или хотя бы сострадания с папиной стороны, но он вышел во двор и стоит, разглядывая навес.

— Тук-тук, Маккензи, — зовет мама из-за двери, — ты знаешь, как обычно говорят…

— Я уверена, что так сейчас не говорит никто, кроме тебя…

— Кто рано встает, тому Бог подает!

Я выглядываю в окно, зябко ежусь и неохотно плетусь за ней.

Остаток утра мы проводим с «приветственными маффинами». Папа ходит с различными поручениями, мама печет, а я изо всех сил стараюсь выглядеть занятой. Мне бы не помешала пара часов сна или хотя бы бодрящий душ, но каждый раз, как я делаю неосторожное движение в сторону двери, мама придумывает для меня новое занятие. Улучив момент, когда она отвлеклась на противень с новой порцией кексов, я выуживаю Архивный листок из кармана. Разворачиваю его и с удивлением обнаруживаю, что он чист.

У меня словно камень падает с души, и тут я вспоминаю, что чувствовала, как на моем листке появилась новая История, когда застряла в темной подсобке кафе. Получается, что мне почудилось. Тем временем мама ставит маффины на прилавок. Мне приходится быстро свернуть листок и спрятать его в карман. Мама набрасывает на выпечку полотенце, и тут у меня в голове всплывает картинка: Бен, вытянувшийся на носочках и сующий нос под полотенце со сластями. Он всегда старался отщипнуть хотя бы кусочек прямо с противня и обжигал пальцы. Меня будто ударили кувалдой в солнечное сплетение, я сгорбливаюсь и крепко зажмуриваю глаза, ожидая, пока боль отступит.

Мне все же удалось отпроситься на пять минут — чтобы переодеться: моя одежда пропахла Коридорами, Архивными полками и застарелой пылью из кафе. Я натягиваю чистые джинсы и футболку. Мои волосы не желают лежать нормально, я выкапываю в шкафу желтую бандану, и, пытаясь привести себя в порядок, завязываю ее на голове. Спрятав ключ деда под воротник, я смотрю на пол, и взгляд мой падает на темные пятна. Я вспоминаю об окровавленном парне.

Я опускаюсь на колени, стараясь отфильтровать прочь лязганье кухонных подносов за дверью, снимаю кольцо и прижимаю пальцы к половицам. Древесина начинает гудеть под моим прикосновением, я закрываю глаза, тянусь и…

— Маккензи! — голосит мама.

Я вздыхаю, растерянно моргаю и отталкиваюсь от пола. Я успеваю выпрямиться в полный рост как раз в тот момент, когда мама энергично стучит в дверь.

— Я что, уже не могу ожидать от тебя помощи?

— Иду, — покорно отвечаю я и надеваю кольцо на место. Уходя, я успеваю бросить последний взгляд на пол. Мама тем временем упаковала все маффины в маленькие целлофановые пакетики. Сейчас она укладывает их в корзинку, щебеча что-то о местных жителях. И тут меня осеняет.

Дед был Хранителем, но он был и детективом тоже. Он часто говорил, что люди иногда могут рассказать столько же, сколько и стены дома. Ты получаешь разные ответы. Да, у моей комнаты есть своя история, и как только меня хоть ненадолго оставят в покое, я ее прочту. Но что сейчас мешает просто поговорить о Коронадо с его жителями?