Татьяна Мудрая - Доброй смерти всем вам…

Но это я говорю задним числом. Тогда мы трое — или четверо, считая хохлушку-эмигрантку, или вся наша небольшая община — благодушествовали. Это теперь мне остаётся лишь философствовать по поводу.

Итак, побоище в основном закончилось в девятьсот восемнадцатом году, однако неугомонные американцы решили наверстать упущенное. Открыли новый фронт добродетельные красотки с их безалкогольными вечеринками и лозунгом; «Пропитанные спиртным губы никогда не коснутся моих уст!» Их пуританизм, над которым мы, дирги-эмигранты из Европы, добродушно подсмеивались вместе с Марком Твеном и Карелом Чапеком, окончательно взбесился. Те воинственные дамы суфражистского замеса, которые ходили по салунам и барам с молоточками и громили выпивку, и их смиренные и смирённые мужья приняли Тринадцатую поправку к конституции. Простите, Восемнадцатую. Героический Сухой Закон, запрещающий продажу спиртных напитков по всей стране, учитывал положительный опыт аналогичного же российского, когда с первого дня войны был поставлен жирный крест на всём провоцирующем помутнение мозгов, включая пиво и исключая наркотики и революцию.

Закон ударил в основном по благородным и мало спиртосодержащим жидкостям: элю, сидру, коллекционным винам. Это естественно: когда хорошо нарезаться становится проблематичным, поневоле стараешься восполнить качество количеством. Что стало первой ласточкой прогресса во всех областях аборигенной культуры.

Возникли принципиально новые сорта спиртного — «ликёр месячного сияния», в переводе на славянский язык «самогон», и бурбон, дешёвое кукурузное пойло, которое потеснило в аптеках хороший скотский виски с запахом можжевелового дыма.

Ну, разумеется, выдержанные напитки, не содержащие молекул несвязанного монооксида дигидрогена, то бишь не разбодяженные водой, можно было получить в аптеке по рецепту — немаловажная часть моего медицинского образования. «Настоящий Маккой» заказывали у моего человеческого патрона чаще, чем пурген и мороженое. Я проверяла задёшево купленные у врача рецепты, ибо числилась при хозяине в дипломированных фармацевтах. Не помню, правда, какой пол был указан в моём дипломе — это не волновало абсолютно никого в Новейшем Свете.

Восемнадцатая поправка обогатила и лексику: появились понятия «муншайнер», изготовитель того самого лунного концентрата в домашних условиях, «бутлегер», то есть перевозчик спиртной контрабанды в сапоге (далеко не единственный способ), «спикизи», то есть «делайте свой заказ потише, джентльмены» для культурных баров и «блайнд пиг» («слепая хрюшка») для тех приютов, где посетители вели себя и в других отношениях наподобие этого славного пятачкового зверика.

Впрочем, самые утончённые из них пристрастились уже не к веселью, но к окончательной разделке с бедами Вселенной путём принятия в ноздрю снежного порошка, серебряной пыли, кристаллов счастья, антрацита, кикера, кокса, марафета, мела, муры, кошки, нюры, белой феи — в общем, кокаина. Моя аптека была не очень причастна к такого рода словотворчеству — шеф уже разочаровался в эффективности сего лекарства, которое казалось ему слишком светским, что ли. Уж лучше по старинке лауданум накапывать от нервов или глотать опиум в таблетках от желудка.

Мужская мода была осчастливлена гламурным украшением в виде плоской, прильнувшей к телу фляжки со спиртным, без чего стало неудобным приглашать даму на танцы под джазовую музыку, и тугого пакетика с белой приправой к напитку.

Сами дамы, ранее пристрастившиеся, в зависимости от социального положения, к пиву или «Вдове Клико», спивались и «снюхивались» теперь ещё и стремительней мужчин. Стойкость последних отчасти объяснялась тем, что они куда легче отыскивали себе более активные утехи. Например, шли в контрабандисты, налётчики и гангстеры, реже — в сыщики, ещё реже — в актеры звукового кино, которые играли бутлегеров, мафиози, медвежатников и полисменов. Впрочем, верная Бонни всегда могла поддержать Клайда в его непосильной борьбе с коррумпированными банками или стать подружкой юного Аль Капоне, звезда которого только поднималась в зенит славы на приливной волне прохибишна, то есть Великого Алкогольного Запрета. Этот хитрый юный итальянец был, пожалуй, первым, кто использовал богатейшие возможности делать бешеные деньги на таких преступлениях, где не было жертв.

Коренным образом подковалась политика. Начался разврат Кубы, которая стала излюбленным местом горячительных паломничеств из-за на редкость удачного местоположения — по ту сторону запретительной линии. Народ там во всех смыслах отрывался от континента и его проблем. Торговля спиртным и его сухими заменителями, игорной удачей и ласковым женским теплом в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году довела остров до безобразия, носящего имя «барбудос».