Марина Дяченко - Инфаркт

У Витьки из разбитого носа снова пошла кровь, каплями скатывалась в пыль на дорогу. Антоша, в брюках от дорогого костюма, в измявшейся белой рубашке, пропитанной потом, едва стоял на трясущихся ногах.

— Пацаны, простите меня… Простите, я не хотел…

Тимур дал ему хлебнуть из своей бутылки.

Больше машины не показывались.

Тень упала на дорогу — в том месте, где лежало сплющенное ведро и грелась свалка под солнцем. Там, где мотор заглох в первый раз.

Они бежали, а потом шли по дороге — шли, пока хватало сил. Почему я не ходил в тренажерный зал, спрашивал себя Тимур. Почему я ленился, не бегал, не ходил в тренажерный зал…

Антоша сбросил щегольские узкие туфли и пошел босиком, морщась на каждом шагу:

— Ну, я дурак… У меня же были кроссовки в багажнике…

— Мужики, — хрипло сказал Витька. — А может, оно не…

Он запнулся.

Четверым было ясно, что расстояние очень медленно, очень медленно сокращается.

— Может, оно не станет нас убивать, — безнадежно сказал Витька.

— Оно прочитает нам лекцию о правилах хорошего тона, — задыхаясь, предположил Тимур.

— Можем же мы объяснить, — начал Антоша.

— А оно станет нас слушать?

Игорь обернулся через плечо:

— Что оно… Что это? Кто это? Скажите мне, может, мы с ума сошли? Может… Что это такое, что идет за нами, что это такое?!

Он повторял и повторял, и от частого употребления слова теряли смысл.

— Чтоэ тото коеч? Too ното кое?

— Нам надо разойтись, — сказал Тимур.

Витька, идущий впереди, обернулся.

— Если оно идет за всеми, у нас все равно нет шансов, — сказал Тимур. — Но если оно идет за кем-то одним…

«За мной…»

— …Тогда у остальных есть надежда, что оно отстанет.

— Принято, — сказал Витька.

Они остановились.

Справа по-прежнему тянулась кукуруза. Слева — пустое поле. Игорь подумал, что если уходить — так налево. Лучше видеть издалека того, кто идет за тобой, чем оглядываться каждую секунду и ждать, что вот сейчас из стеблей появится…

Он мигнул.

Лесополоса была теперь совсем близко. Безнадежно редкая — тополя в два ряда, да кое-какой подлесок. И зайцу негде спрятаться.

— Разбегаемся, — прошептал Тимур.

Он задержались еще на секунду. Переглянулись, понимая, что больше никогда не встретятся, и разошлись. Витька побежал направо вдоль лесополосы, Игорь свернул налево, Антоша кинулся в кукурузу, надеясь спрятаться. Тимур какое-то время стоял на месте…

А потом похромал вперед, по дороге, не оглядываясь и не видя, как на разбитый асфальт падает тень.

Эту историю рассказал нервный молодой человек в аэропорту Борисполь, у пыльного окна во всю стену, за которым видна площадь перед аэровокзалом и — в перспективе — дорога. Рейс задержали на полчаса. У молодого человека был билет через Франкфурт до Сингапура и только два часа стыковки во Франкфурте. Он сильно нервничал — как мне показалось, оттого, что мог опоздать на сингапурский рейс, и то и дело поглядывал через стекло на дорогу — взгляды были, как нервный тик.

Он рассказывал о приключениях своих друзей после свадьбы то в первом лице, то в третьем, путал имена и, казалось, сочинял историю на ходу.

— За самолетом ему не угнаться, — сказал он, ежесекундно поглядывая на дорогу. — И в Индонезию не доплыть. Вы знаете, я ведь из Сингапура лечу в Индонезию…

По радио объявили, что наш рейс задерживается еще на полчаса. Молодой человек, и без того бледный, сделался как синька.

— Я сейчас, — сказал он и пошел через зал к туалету. Он шел и то и дело оборачивался ко входу, туда, где сотрудники аэропорта пропускали пассажиров через рамку, а их багаж: — через рентгеновский аппарат.

Он ушел, оставив летнюю куртку на сиденье, и больше никогда за ней не вернулся. Спустя несколько минут наступил переполох, из мужского туалета выскочили ревущий мальчик и его перепутанный отец, прибежала охрана, замелькали белые халаты, половину зала оцепили…

Я так и не знаю, что случилось с моим собеседником. Боюсь, инфаркт. Он был такой нервный.