Дмитрий Рыков - Последняя ночь Вампира

— Леонид, — сделал старший следователь знак рукой, — записывай, что ты стоишь?

Фринзон картинно потряс кулаком — как же, оторвали от немого созерцания прекрасного! — сел за свой стол и сразу привычно под рассказ принялся строчить ручкой по бумаге.

— Туфли, — продолжила свидетельница, — коричневые, очень хорошие туфли — вообще, он очень стильно был одет, и эта шляпа…

— Как выглядела?

— Ну, как такая летняя, с дырочками, защищающая от солнца.

— Часы?

— Большие, массивные, с турбийоном, на темном коричневом ремешке.

— Марка?

— Ну, это вы извините, я не настолько присматривалась.

— А турбийон заметили.

— Простите, но… Всегда, когда смотришь на мужчину, первым делом обращаешь внимание на часы и обувь.

Ленька спрятал левую руку под стол.

— Возраст? — продолжил майор.

— Где-то так от сорока до пятидесяти. Знаете, свет все время мигал, то голубой, то красный, то желтый, не очень-то было и понятно.

— Лицо?

— Лицо как лицо, овальное такое.

— Нос, губы, брови — все-все-все, что вспомните.

— Нос — точно с маленькой горбинкой. Губы… Такое впечатление, что он их все время сжимал, что даже уголки четко видны. Брови густые, цвет волос — темный…

— Бородка?

— Нет, он бритый. Подбородок, — и девушка, вспоминая, показывала пальцами на своем лице, — такой чуть квадратный, можно сказать, волевой…

— С ямочкой?

— Без.

— Зубы у него какие?

— Обычные. Не кривые, все на месте. Нормальные такие, здоровые зубы.

— Такие? — Петрович поднял перед собой Женькино произведение.

— Да нет, что вы. Обычные, как я сказала.

— Что ж, — заметил Роман. — Скоро подойдет специалист, и по вашим словам он составит подробный фоторобот преступника. А пока расскажите, как проходило знакомство и общение?

— Знакомство — не знаю, когда я подошла, как я говорила, они уже познакомились. Я просто назвала свое имя, он — свое.

— И как его зовут? — напрягся следователь.

— Шумно было, я не запомнила точно. Какой-то де ля… «Де-ля» какой-то, вот хоть убейте, не вспомню.

— Барон?

— По-моему, граф, — удивленно посмотрела на него девушка.

— Что рассказывал?

— Ну, поначалу я прислушивалась, потому как мне… ну, нравятся мужчины такого типа…

— Какого? — перебил ее Ленька.

Щеки красавицы вдруг зарделись.

— Ну, постарше…

— Леонид! — укоризненно произнес следователь и, уже девушке: — Продолжайте!

— Но потом я поняла, что у них со Светой все и так хорошо, а потом он ко мне еще случайно прикоснулся… Бр-р-р! — она поежилась.

— Что такое? — поинтересовался Роман.

— Да как вспомню, мороз по коже. Какой-то он противный, как лед, холодный, и говорил очень, очень высокомерно, как с букашками какими-то…

— Так о чем говорил? — решил уточнить Петрович.

— Что в России в первый раз, она ему не слишком нравится, что сам живет в замке на итальянском побережье, но он не итальянец.

— А кто он?

— Люда спрашивала, он отшутился, сказал, что гражданин мира и что у него скорее французские корни, но балканская кровь тоже примешалась — и тут он, я помню, захохотал. Мерзкий тип, я Свете намекала, но она — ни в какую. А я как чувствовала.

— На каком языке вы разговаривали?

— На английском. Он свободно на нем изъяснялся, лучше, чем я. И слишком сильное нетерпение проявлял, все Свете нашептывал — едем, мол, да едем. Я еще подумала — тьфу, не может лишний час поухаживать.

— Какие у него привычки, что он пьет, ест, курит?

— Ничего не пьет, я даже удивилась. Света пыталась его подпоить, а он — ни-ни, ни в какую. Вот сколько рядом сидели, даже чаю не выпил.

— Аскет, блин, — прокомментировал Ленька.

— Что происходило дальше?

— Уже было поздно, под утро, я сказала, что хочу спать, предложила девочкам их отвезти, но они сказали, что сами справятся. Ну, я и уехала. А потом проспала весь день и потому телефон отключила.

— Не видели, кто за стол расплачивался?

— Нет, я раньше этого уехала.

— То есть кошелек, кредитные карты он при вас не доставал?

— Нет.

— Ну, что ж, — Роман встал. — Спасибо, что приехали, вы нам очень, очень помогли. У нас сейчас совещание, как раз по этому убийству, мы должны идти. Вы распишитесь у коллеги под показаниями, и он отведет вас к фотохудожнику. А я — прощаюсь.

Когда девушка наклонилась над текстом, который с ее слов записал Фринзон, тот вдруг откинулся на спинку кресла и на колесиках откатился к стене. Он выставил перед собой указательный палец, напряженно что-то соображая, и наконец выпалил: