Кассандра Клэр - Расцвет отеля Дюморт

Конечно, бытие магом не избавляло тебя от небольшого сумасшествия. По сути, бытие магом с легкостью могло свести тебя с ума. Когда истинная тяжесть вечности по-настоящему обрушивается на тебя — обычно это происходит посреди ночи, когда ты один, — эта тяжесть невыносима. Осознание того, что все умрут, а ты будешь жить дальше, в каком-то огромном неизвестном будущем, населенном неизвестно кем, когда все будет продолжать исчезать, а ты будешь идти дальше и дальше…

Олдос думал об этом. Это было видно.

— Выпей, Олдос, — сочувственно сказал Магнус. — У меня есть несколько особых бутылок, припрятанных под полом позади. Есть Шато Лафит-Ротшильд 1818 года, который я приберег на солнечный день.

— Ты считаешь это решением всех проблем, да, Бейн? Пить, танцевать и заниматься любовью… но я тебе говорю, что-то идет, и мы будем дураками, если проигнорируем это.

— А когда я заявлял, что я не дурак?

— Магнус! — Вдруг Олдос встал и стукнул кончиком трости, вызвав поток фиолетовых вспышек, потрескивающих на обломках пола. Даже когда он говорил безумные вещи, Олдос оставался могущественным магом. Прожив две тысячи лет, нахватаешься всякого. — Если ты решишь стать серьезным, то найди меня. Но не слишком затягивай. У меня новое место жительства в отеле Дюморт на 116-ой Стрит.

Магнус остался в капающих останках своего бара. То, что приходит одна жительница Нижнего мира и несет всякую чепуху про предсказания и катастрофу, можно игнорировать. Но то, что за этим следует визит Олдоса, который, похоже, говорит то же самое…

…если только эти два слуха не были одним и тем же и оба не исходили от Олдоса, который не казался находящимся в здравом рассудке.

Вообще-то это имело смысл. Верховный маг Манхеттена становится немного странным, начинает говорить о гибели, деньгах смертных и катастрофе… кто-то ухватится за эту историю и распространит ее, а та, как и все истории, доберется до Магнуса.

Магнус постучал пальцами по потрескавшемуся мрамору когда-то своего нетронутого бара. В эти дни, он заметил, время двигалось гораздо быстрее. Олдос не был так уж неправ в этом. Время как вода, иногда ледяная и медленная (1720-е годы… больше никогда), иногда спокойный пруд, порой нежный ручей, а потом стремительная река. А иногда время как пар, исчезающий, даже если ты прошел сквозь него, укутывающий все туманом, преломляющий свет. Такими были 1920-е годы.

Даже в такое быстрое время, как это, Магнус не мог тут же снова открыть свой бар. Он должен был создавать видимость нормальности. Несколько дней, может, неделю. Может, он вообще должен его очистить способом смертных, наняв людей, чтобы те пришли с ведрами, досками и гвоздями. Может, он даже сделает это сам. Возможно, это пойдет ему на пользу.

Поэтому Магнус закатал рукава и принялся за работу, собирая разбитое стекло, складывая сломанные стулья и столы в одну кучу. Он достал швабру и развел лужи выпивки, грязи и осколков. Спустя несколько часов он устал, и ему стало скучно, поэтому он щелкнул пальцами, приведя все место в порядок.

Но слова Олдоса по-прежнему крутились у него в голове. Нужно что-то сделать. Кому-то рассказать. Кто-то более ответственный и заинтересованный, чем он, должен этим озаботиться. Что, конечно же, подразумевало лишь одну группу личностей.

Сумеречные охотники никогда не ходили в «тихие» бары. Они уважали законы смертных о запрете алкоголя (все время такие занудные со своим «Закон суров, но это закон»). Это означало, что Магнусу пришлось совершить поездку в Верхний Ист-Сайд, в Институт.

Величие Института никогда не переставало производить на него впечатление: то, как он возвышался высоко и могущественно надо всем, вневременный и неподвижный в своем готическом осуждении всего современного и изменчивого. Представители Нижнего мира не могли обычным путем войти в Институт через главную дверь — Святилище было их входом. Но Магнус был не обычным представителем Нижнего мира, и его связь с Сумеречными охотниками была давней и хорошо известной.

Хотя это и не гарантировало ему теплого приема. Экономка Эдит ничего не сказала, лишь впустила его со словами:

— Подождите здесь.

Он остался в фойе, где критическим взглядом окинул старомодный интерьер. Сумеречные охотники любили бордовые обои, лампы в форме розы и тяжелую мебель. Здесь точно время никогда не будет течь быстро.

— Проходите, — вернувшись, сказала Эдит.

Магнус последовал за ней по коридору в гостиную, где перед книжным стеллажом стоял Эдгар Греймарк, глава Института.