Энн Райс - Дар волка

В принципе, совсем не обязательно было исповедаться в такой комнате. Исповедаться можно хоть на скамейке в парке, где угодно. Ройбен хорошо понимал это. Но нынешняя исповедь должна была быть исполнена по всем правилам, в полной тайне. Он хотел этого, поэтому и попросил.

Он вошел следом за Джимом в первую исповедальню, ту, которой Джим чаще всего пользовался. Терпеливо ждал, пока Джим достанет бархатную столу и обернет вокруг шеи, чтобы человек, стоящий позади, убедился, что Таинство Исповеди пройдет по всем правилам.

Ройбен молча размотал шарф и снял очки.

Джим едва оглянулся, жестом приглашая «человека» занять место в исповедальне. Но этого было достаточно.

Он увидел звериное лицо, возвышающееся над ним, ахнул и отшатнулся. Тут же вскинул правую руку и совершил крестное знамение. Закрыл глаза, открыл снова, но увидел то же самое.

— Исповедь, — сказал Ройбен, открывая дверку. И двинул лапой, призывая Джима занять свое место.

У Джима ушла добрая минута на то, чтобы прийти в себя.

Так странно было видеть Джима сейчас, не знающего, что чудовище, на которое он смотрит, — его родной брат Ройбен. Когда еще столкнешься с таким, что родной брат или сестра смотрят на тебя, как ни совершенно незнакомого?

Теперь он понял то, чего не понимал всю предыдущую жизнь, каждый день общаясь с братом. Понял, что его брат намного храбрее и преданнее, чем он мог себе представить. Что его брат сможет справиться со своим страхом и обрести спокойствие.

Ройбен вошел в исповедальню и закрыл дверь. Внутри было тесно, эта комнатка предназначалась для обычных мужчин и женщин, среднего роста. Но он преклонил колена к обитой бархатом скамеечке и повернул лицо к решетке. Джим открыл ставню. Ройбен увидел, как рука Джима сделала благословляющий жест.

— Прости меня, отче, ибо я согрешил, — сказал Ройбен. — Все, что я скажу тебе, отныне охранено тайной исповеди.

— Да, — ответил Джим. — Искренне ли намерение твое?

— Совершенно. Я твой брат, Ройбен.

Джим не проронил ни слова.

— Я тот, кто убил насильника в Норт-Бич и людей в парке Голден Гейт. Я убил женщину в Буэна Виста, которая мучила стариков. Я убил похитителей в Мэрин, освобождая детей. Опоздал, не успев спасти их всех. Двое уже были мертвы. Третья девочка, больная диабетом, умерла сегодня утром.

Молчание.

— Я действительно твой брат, — сказал Ройбен. — Это начало происходить со мной после нападения в Мендосино. Не знаю, что за зверь напал на меня там, намеревался ли он передать мне эту силу. Но я точно знаю, что я за зверь.

Снова полнейшее молчание. Похоже, Джим просто глядел вперед, опершись локтем на подлокотник и прикрыв рот рукой.

Ройбен продолжал.

— Превращение происходит все раньше и раньше, вечером. Вчера вечером оно случилось в семь. Я пока не знаю, смогу ли я научиться предотвращать его или вызывать по своей воле. Не знаю, почему превращаюсь обратно перед рассветом. Могу лишь сказать, что после этого чувствую себя смертельно уставшим.

Как я нахожу жертвы? Я их слышу. Я их слышу, чувствую запах… запах страха и невиновности. И чувствую запах зла, исходящий от тех, кто на них нападает. Чувствую, как собака или волк чуют запах добычи.

Остальное ты знаешь. Ты читал это в газетах, слышал в программах новостей. Больше мне тебе нечего сказать.

Молчание.

Ройбен ждал.

В этой крохотной комнатке было очень жарко и душно, особенно для него. Но он ждал.

Наконец Джим заговорил. Тихим, глухим голосом, неразборчиво.

— Если ты действительно мой младший брат, то должен знать что-нибудь такое, что знает только он, что-то такое, что ты мог бы сказать мне, чтобы доказать, что ты тот, кем назвался.

— Бога ради, Джимми, это я, — ответил Ройбен. — Об этом даже мама не знает, и Фил тоже. Как и Селеста. Никто не знает, Джим, кроме одной женщины, и эта женщина не знает, кто я на самом деле. Она знает меня лишь в образе Человека-волка. Если она и позвонила в полицию или ФБР, в Национальный институт здравоохранения, ЦРУ, об этом еще людям ни слова не сказали. Я рассказываю это тебе, Джим, потому, что ты мне нужен. Я один перед лицом этого, Джим, совершенно один. Да, я твой брат. Я ведь все еще брат тебе, Джим? Ответь мне, пожалуйста.

В полумраке Ройбен увидел, как Джим прикрыл руками нос и рот и издал звук вроде кашля.

— О'кей, — сказал он, откинувшись на спинку кресла. — Ройбен. Дай мне минуту. Знаешь, как положено. Нельзя, чтобы священник вел исповедь в состоянии шока. Хотя, я думаю, это применимо к людям, которые не превращались в своего рода…