Бен Ааронович - Луна над Сохо

— Вот и она, — проговорил отец Лесли и посторонился.

Тонкая фигурка скользнула между ним и дверным косяком. На ней была синяя в белую полоску толстовка с капюшоном. Капюшон она накинула на голову, так что он полностью скрывал и лоб, и подбородок, и туго затянула тесемку. Оставшаяся часть лица была закрыта сине-белым шарфом в тон. Глаза она спрятала за огромными старомодными очками, которые наверняка откопала в шкафу, куда ее мама складывает всякое старье. Я пялился на нее в упор, но все равно не мог ничего разглядеть.

— Ты бы хоть предупредила, что мы идем грабить банк, — сказал я, — я бы маску захватил.

Она бросила на меня возмущенный взгляд — я понял это по тому, как она наклонила голову и передернула плечами. Я почувствовал, как в груди у меня тоже что-то дернулось, и глубоко вдохнул.

— Тогда, может, прогуляемся?

Кивнув отцу, она крепко ухватила меня за руку и повела прочь от дома.

Мы шли, и я все время чувствовал спиной взгляд ее отца.

Брайтлинси и летом-то не назовешь шумным — небольшое лодочное производство и пара мелких заводиков не в счет. А уж сейчас, спустя две недели после окончания школьных каникул, здесь царила почти абсолютная тишина. Только кричали чайки да изредка проезжали машины.

Я молчал, пока мы не вышли на главную улицу. Там Лесли вытащила из сумочки свой полицейский блокнот, открыла на последней странице и протянула мне.

«Чем занимался?» — вопрошала надпись поперек страницы.

— Лучше тебе не знать, — ответил я.

Она жестами показала, что нет, лучше знать.

И я рассказал ей о парне, которому откусила член женщина с зубастой вагиной. И о том, что старший инспектор Сивелл, по слухам, был вызван на допрос в комиссию по расследованию жалоб на полицию в связи с его действиями во время погромов в Ковент-Гардене. Первый случай, похоже, позабавил Лесли, а вот второй — не очень. Однако я предпочел вовсе умолчать о том, что Теренс Потели, единственный выживший после той же магической атаки, что уничтожила лицо Лесли, покончил с собой почти сразу после выписки из больницы.

По прямой на берег мы не пошли. Вместо этого Лесли повела меня обратно по Ойстер-Тенк-роуд, через тенистую парковку, где рядами стояли в прицепах вытащенные из воды шлюпки. С моря дул холодный, резкий ветер, завывал в снастях, гремел их металлическими деталями. Держась за руки, мы пробирались между лодок, пока не оказались на открытой всем ветрам бетонной площадке. С одной ее стороны были ступеньки — они вели вниз, к берегу, разделенному на ровные отрезки старыми полусгнившими волноломами. С другой стороны в ряд выстроились небольшие сарайчики, выкрашенные в яркие краски. Большинство были заперты, но какая-то семья явно решила продлить себе каникулы, пока не похолодало: родители пили чай, расположившись на крыльце, а дети на пляже перебрасывали друг другу футбольный мяч.

Между последним сарайчиком и открытым бассейном для купания была узкая полоска земли, поросшая травой. На ней стояло еще одно строение, там-то мы и уселись передохнуть. Возведенное в тридцатые годы, когда люди не питали никаких иллюзий относительно британского климата, это здание имело крепкие кирпичные стены и могло при случае послужить противотанковым укреплением. Мы устроились внутри, на скамейке в нише, куда не задувал ветер. Стены были разрисованы морскими пейзажами — голубое небо, белые облака, алые паруса. Какой-то конченый дебил через все небо черным аэрозолем для граффити написал «Би-Эм-Экс». Сбоку на стене были неряшливо накорябаны имена: БРУК Т., ЭМИЛИ Б. и ЛЕСЛИ М. Они находились именно в том месте, где их могла вывести рука подростка, когда он сидит на краю скамейки и не знает, чем себя занять.

Не надо быть копом, чтобы понять, что именно сюда приходит потусить молодое поколение жителей Брайтлинси в трудный период своей жизни, когда возраст уголовной ответственности уже наступил, а возраст легального употребления алкоголя — еще нет.