Евгений Таранцев - Промысел Господень - Летописи крови

По дороге неторопливо бежал ослик, подогреваемый атомным двигателем в утробе. На нем сидела молодая девушка в потертых джинсах и кое-где прохудившейся майке, в ее светлых волосах путался ветер. За ними шел высокий парень в черном рабочем комбинезоне, за спиной он нес походный рюкзак и карабин, эффективный больше своим устрашающим видом, нежели характеристиками. Ослик без устали покрывал километры пути. Цокот копыт тонул в грунтовом покрытии дороги. Время замерло на границе, когда еще не темно, но и солнце постепенно устает светить, стремясь скрыться за зыбкой линией горизонта. Небо набухает грозовыми тучами, перекрашиваясь в лиловый и серый цвета.

— Будет дождь, — сказала девушка, подняв глаза к небу.

Парень не ответил, только вяло кивнул. Он обогнал ослика и придержал его.

— Дай как мне координатор, — обратился он к сестре.

Девушка несколько минут копалась в седельной сумке, потом достала небольшую коробочку с экраном и набором клавиш.

— Ну вот, держи.

Парень нажал пальцем на сенсорную панель, устройство заработало, по дисплею поплыли ряды цифр и знаков.

— Далеко еще? — спросила девушка.

— Дня три. Скоро будем на месте.

— А что потом?

— Не знаю. Там посмотрим.

— А куда мы пойдем дальше?

— Думаю, в большой город.

— Сами?

— Там должен быть шахтерский монорельс. Наверняка еще рабочий. Можно взять вагонетку и поехать на ней.

— Ты так уверенно говоришь.

— Да, потому что лично я назад не вернусь.

— Ты такой же упрямый, как и отец.

— А ты такая же боязливая, как и наша мать.

— Если бы она не боялась, нас бы уже не было.

— Если бы она не боялась, отец был бы жив, и мы давно бы перебрались поближе к столице.

— Дурак.

— Я ведь прав? Скажи?

— Не знаю.

— Тогда молчи. Лезешь не в свои дела, как все женщины.

Несколько минут парень внимательно изучал показания прибора.

— Фон растет. В аптечке должен быть инъектор с антидотом. Достань.

— Ты точно знаешь, что там не опасно?

— Нет. Но отец говорил, что шахты хорошо законсервированы. Наверняка радиация здесь остаточная.

— А если мы умрем?

— Все лучше, чем заживо гнить дома.

— Там у нас был кров и еда.

— И отличное будущее. Ты — шлюха, а я вор или убийца.

— Могли уехать к тете Дорис.

— К этой суке? Да меня тошнит от нее и ее ублюдочного мужа-извращенца.

— Он милый, когда я была маленькой, он привозил мне сладости с орбиты.

— И пытался затащить меня в постель. Нет уж, спасибо.

— Ты мог работать с ним на гидропонике. А я учить детей читать.

— Хватит об этом. Я назад не поверну.

Ближе к вечеру похолодало. Погода испортилась совсем. Накрапывал мелкий дождь.

— Мне холодно, — простонала девушка.

— Мы отстали от графика. Договаривались же 30 миль в день.

— Я хочу есть.

— Погрызи галеты.

— Меня от них тошнит.

— Это лучшее, что у нас есть. Консервы просрочены и даже я ем их с трудом.

Ночь неумолимо наступала. Реактор ослика явно не справлялся с нагрузкой. Киборг сбивался с шага, в его поведении угадывалось что-то от природной основы.

— Вот, — сказала девушка, — ослик тоже устал.

— Не говори о нем так, будто бы он живой. Меня это бесит.

— Ты грубый и черствый.

— Иначе нельзя. Остановимся через пару часов.

Так мы шли, а город, раньше казавшийся совсем близким, не спешил приближаться. Сказалась оптическая иллюзия. По своей протяженности вверх город мог соперничать с Олимпом. Его верхушка, где располагались административные блоки, и системы климат-контроля была видна из нашей деревни, потому что происходило искажение по меридиану. Тогда я этого не знал.

— Может быть, все-таки остановимся, — проныла Гретель (так звали мою сестру), — а, Ганс?

Мы были в пути больше пятнадцати часов и прошли на девять миль сверх запланированного.

— Хорошо, — ответил я.

Ганс поднял глаза к небу. Точнее, к сплошному зеленому от конденсата ковру, который заменял людям естественную атмосферу. Он видел звезды только на картинках и пытался угадать их узор над полем. В голову ничего дельного не лезло. А есть ли вообще эти звезды.

— Когда-нибудь я увезу тебя на орбиту, — прошептал Ганс.

Но сестра, возившаяся со скарбом, его не услышала.

Ослик-киборг вдруг замер, словно его миомерные мышцы сковала судорога. Голова его вытянулась параллельно земле, глаза потухли.

— Ну вот, — Ганс подошел и что-то включил на горле киборга, — перегрелся. Придется менять охладитель.

Только сейчас парень понял, насколько он обессилен, иссушен дорогой.