Алёна Анисимова: От крови до клятвы, от клятвы – до крови

Даже синий мох — постоянный житель городского Сумрака — не цепляется к кочевникам. Может, оттого степные люди славятся своим открытым и спокойным характером?

Договор отзвучал.

— Вы явились на Великий Совет по приглашению Ночного Дозора Самарканда, — буднично сказал Фазуллах. На него обратилось несколько десятков глаз. Светлые и Темные, почти все — первого ранга и выше. Даже слуга-вампир куда-то вышел, видимо, не его ушей дело.

— С тех пор как был заключен Договор между Светом и Тьмой, этот город посетило процветание. — Некоторые из гостей на этих словах поморщились, видимо, «процветание» создало им ряд неудобств. Фазуллах сделал вид, что не заметил недовольства. — Равновесие установилось между нашими Силами. Чтобы сохранить его и преумножить, Договор должны принять все.

Многие недоуменно переглянулись. Робкий женский голос нарушил возникшую вдруг тишину:

— Договор принят. Скреплен печатями Силы. Кто посмеет его нарушить?

— Уважаемая Сели-ханым, речь не о нарушении. Речь о…

Я поразился. Женщина, еще и Темная! В Хорезме! Интересно, чьей наложницей она стала и скольких рабынь, согревших ложе ее избраннику, успела погубить? Ведьма куталась в многослойные одежды, которые оставляли открытым лишь цепкий холодный взгляд. Половина слоев отнюдь не из ткани: слишком уж хищно они колыхались от малейшего движения хозяйки.

— …и все царства из сильных ныне приняли Договор. Но есть многие, кто отказался или не внял. Может случиться война, где Светлые и Темные встанут на одной стороне…

Пока я разглядывал Сели-ханым, Фазуллах с поистине Светлым терпением пересказывал суть заключенного соглашения. Будто не твердили его только что хором. Женщина, кажется, слушала только из вежливости. Засмотревшись на ладную фигурку (вот умеют хорезмские красавицы укутать себя до самых бровей, но стать еще соблазнительней!), я пропустил почти все мимо ушей и опомнился, только когда по залу пронесся единый вздох.

— Снова! — с болью в голосе произнес кто-то.

— Да, Джору… Это не будет битва Света и Тьмы. Будем сражаться со своими же. — Фазуллах в скорби склонил голову.

— Почтенный Фазуллах умеет говорить мудро, — прошелестел знакомый голос, — и у нас уже трясутся поджилки. Но с чего бы Тьме идти против Тьмы, даже если Договор принят только на одной стороне?

Ах, паршивец… Его я почувствовал еще на входе. Оборотни редко доходят до первого ранга, а вот поди ж ты, Алар, которого я почти развоплотил шесть лет назад, добрал нужное число жертв! И теперь по праву сильного занимает место на Совете. В груди закипела ярость.

— Так будет, если мы не убедим всех Иных от Хорезма до Японии создать Дозоры. — Фазуллах будто не заметил ехидного тона.

— Пока что никакого проку нет от наших Догово… ренностей. — Оборотень в последний момент исправился и довольно пронаблюдал, как меняется лицо Светлого. — Мои Темные братья склонили головы под страхом смерти. Вы теперь диктуете, сколько людей положено убивать, запрещаете нам охоту ночью. Право, жизнь без Дозоров была честнее: я опасался только Светлых, не ожидая, что меня загрызут свои же за лишний кусок человеческого мяса.

— Львоподобный Алар отвергает Договор? — Фазуллах оставался бесстрастен, хотя по всему залу гости начали вскакивать с мест. В неровном свете лампадок вспыхнуло несколько искр — предвестников магической потасовки.

— Ведь для того вы и собрали Совет, верно? — ехидно продолжил оборотень, и его лицо поплыло, обретая звериные черты. — Проверить, как соблюдается буква Договора! Дневному Дозору Бухары он не пришелся по нраву. Все мои подданные ждут одного только слова…

Воздух вдруг стал ватным. Алар осекся, с ненавистью глядя на Светлого, но его ярость быстро сменилась страхом: вокруг, выпучив глаза, хватались за грудь все гости Совета. Недавние искры погасли: вместе с воздухом в зале будто исчез Сумрак, лишив всех возможности защищаться и нападать.

На краткие секунды я ощутил себя дряхлым старцем: ослепнув и оглохнув, схватился за сердце… и все прекратилось. Собравшиеся в зале изумленно переглядывались, недоверчиво ощупывая себя и разминая пальцы. Видимо, «быстрые» заклинания, подвешенные на мгновенное использование, вернулись к своим владельцам.

— «Вето»! Зачем?! — воскликнул кто-то.

Заклинание, дающее право говорить и действовать только тому Иному, который его применил. Изобретенное самим Фазуллахом для неведомых целей. У «вето» было побочное действие — применивший его не мог дальше что-то утаивать и скрывать от присутствующих. Требовалось произнести некую истину, зачастую неприятную, — о самом Ином, либо огласить секрет, который утаивался. Либо предсказание.