Евгений Тарбеев - Дверь в небо

Я перестал бояться за себя и вдруг почувствовал вину перед теми, кто остался за горизонтом бытия. Я их жестоко бросил на Земле! Вспомнил родителей, и мое воспоминание тут же проглотила змея. Чувство вины усилилось. Змея выросла, раздулась и лопнула на тысячу маленьких змеенышей, каждый из которых жалил мои чувства о тех моментах в прежней жизни, когда я поступал недостойно и малодушно. Мучительное чувство вины выдавливало их год за годом. Я вспомнил все, даже о чем казалось, давно позабыл: когда говорил неправду другим и врал себе; когда отмалчивался, а совесть требовала сказать; когда делал то плохое, чего на самом деле не хотел; когда не делал то хорошее, чего желал в глубине души. Внутри меня еще теплилась жизнь: нестерпимая боль поразила сердце, трепещущее как смертельно раненая птица и удивительным образом не замеченная чудовищами. Как бы я хотел все исправить: залечить раны обиженных мною и простить обиды другим! В памяти возник образ креста — мой нательный серебряный крестик, про который в своей прежней жизни я совсем забыл. Совсем забыл...

Я заплакал. Господи, помоги мне! Помилуй меня грешного! Слезы лились, и лились, и оказались живой водой. Из той крохотной части, что несмотря на страдания сохраняла целостность, вылетела вдруг искорка осознания и осветила то, что я всегда знал, но о чем позабыл. Набатом звучало: смерти не существует, жизнь никогда не кончается!

Я пронзительно ясно увидел, что смерть - это иллюзия. И питает ее страх, заставляющий думать, что дальше ничего нет. Только тьма. На самом деле есть бессмертная душа, путешествующая по мирам, и есть бесконечные переходы. Смерть - лишь дверь, отделяющая одну жизнь от другой. Не конец, а начало. Ты не умираешь — ты возвращаешься домой. Знание мелькнуло в один миг и вместе с тем вмещало вечность!

Змеи испугались света, затаились. Искра осознания разгорелась, осветила мое существо. Змеи пытались уползти, искали норы, но свет всех догнал. Под его вспышкой они растворились, исчезли, как будто и не были. Свет вернул в меня силу, которую они отнимали. Змеи пропали и силу забрать не смогли. Я ощутил необычайную свободу, жажду жить и решимость за нее бороться. Я повернулся лицом к вине, что глодала меня, и посмотрел ей в глаза. Я увидел как ей жутко больно и почувствовал, что она нуждалась в моей любви. Я от всего сердца попросил прощения у других.

Пришел черед простить себя. Это оказалось труднее. Мысль материальна: я умозрительно наполнил себя светом, радостью и любовью, как к ребенку, что жил во мне. Я мысленно обнял и искренне простил за то, что она мне причинила. Из меня выплыл тяжелый ком, отделился и поравнялся с лицом. Я увидел в его черной глянцевой поверхности своих двойников - искаженное злобой лицо насильника, висельников, с искривленным от боли ртом и пустыми глазами, ненасытного жирняка, безумного рыбака. Следом перед моим взором пронеслись другие образы, и я переживал заново ту боль, которая вынуждала каждого из них делать, думать и говорить то, что он думал, делал, говорил.

Не было осуждения, презрения или чего-либо подобного. Напротив, мне было их очень жаль - я чувствовал огромное желание помочь. Ум озарила молния, проникая в его самые темные уголки. Неопределенность исчезла. В ослепительном потоке истины я рассмотрел в одно мгновение, как страх и гордость заставляли тех, кого я встречал, быть тем, кем они являлись сами по себе и вместе с тем, частями меня. Я четко увидел, как узнавал во встречных самого себя. Мои чувства безошибочно определяли ипостась каждого, даже тогда, когда ум ленился это видеть или отказывался признать правду, подкидывая ощущение дэжавю. Те, кто смутно ощущался мной как "виденный раньше", в сущности им и был. С той лишь разницей, что сердцем я узнавал не внешние субъекты, а как в зеркале видел вытесненные вглубь, незнакомые и отпугивающие части самого меня. Встречные отражали мое отношение к самому себе и показывали, кем я мог бы стать и чего так боялся.

Благодаря врагам, безумцам и не приятелям вскрылось то, что под спудом лежало глубоко внутри и определяло мое поведение в тех или иных ситуациях. И я простил себя за то, кем был и кого разглядел в образах искажений - двойников. В тот же миг ком боли налился светом любви, превратившись в притягательно сияющее облачко, и влился в мое сердце. Меня охватила волна бесконечной радости. Никогда в жизни я не чувствовал такого единения с самим собой. Не оттолкнув от себя, а попытавшись понять сердцем, я увидел каждую встречу со своими отражениями как бы сверху. Очутился над ситуациями, одновременно на двух полюсах: и в роли жертвы, и в роли палача. Во внутренней позиции, где исчезают противоположности, где понимаешь, что кругом только ты сам и ничто не может тебя задеть, если этого в тебе нет.