— Хорошо, продолжим.
Играли мы долго, но в конце концов он у меня выиграл практически все. При мне остались практически только те вещи, с которыми у меня все начиналось. Но на этом парень, похоже, не собирался останавливаться.
— Вам больше нечего ставить на кон, как я понимаю, — сказал он.
К этому времени благополучно прошла ночь, зрительские ряды поредели. В зале, по сути дела осталось только четыре человека. Я, мой противник — молодой парень, арбитр, судя по виду которого, давно пожалевший, что согласился стать арбитром и жена.
На мои плечи легли ее руки.
— Дорогой, — сказала… нет, скорее прошептала она, — не переживай так. Я с тобой, даже несмотря на то, что ты все потерял. Сделай его, пусть даже это последний кон.
Что я мог на это сказать? Да ничего. А о чувствах моих в это время можно было не спрашивать.
— Просто пожелай мне удачи, — тихо попросил я.
Вместо ответа я получил поцелуй.
А на кон я поставил такое абстрактное понятие, как удача.
* * *
И вот сейчас я остался без дома, без всего, что нажил. Живу на улицах города, стараясь не появляться перед глазами моих бывших друзей, занимающих высокие посты, потому что их реакция в этом случае легко прогнозируема. Кто теперь я для них? Никто, а возможно даже больше, чем никто. Объект для насмешек.
Зато со мной осталась Сара (кстати, из-за нее я в скором времени собирался покинуть город вообще. Ведь ее родственники наверняка недовольны таким раскладом и собирались исправить положение. Но пойти со мной на улицу было ее добровольным желанием). Это ли не удача? Ее пожелание оказалось сильнее всего прочего. Сильнее, чем то, которым меня наделили в той проклятой деревне, сильнее, чем то, которым наделили этого молодого сосунка…
P.S. А еще я вчера нашел кошелек, в котором оказалось десять золотых монет. Теперь можно будет начать свое восхождение наверх по новой. Думаю, мы с Сарой справимся. А потом… О, потом я доберусь до этого молодого нахала и отберу все свое обратно. Вот увидите. Несмотря ни на что.
К главному входу трехэтажного, пожелтевшего от времени, спрятавшемуся от остального города за буйно разросшимся садом и высокой глухой кирпичной стеной, здания, подъехал микроавтобус скорой помощи. Передняя и боковая дверцы рафика одновременно открылись и из автомобиля выскочили два дюжих парня в белых халатах. Тот, который выскочил из салона вывел оттуда еще одного пассажира, вернее, пассажирку, на которую была напялена смирительная рубашка. Встав от нее по бокам, поддерживая за локти заведенных за спину рук, они провели ее в здание.
Это был один из самых обычных, редких правда, но обычных, экстренных выездов бригады психиатрической медицинской скорой помощи в город, поэтому на прибывших обращали ровно столько внимания, сколько они того заслуживали. Ну, прибыл новичок, ну и что. Бывает. Кстати сказать, больше внимания на прибывших обращали именно пациенты, многие же врачи, медсестры просто не замечали процессию, направляющуюся к кабинету главного врача. Одним словом все было как всегда, кроме последнего. Обычно пациента сразу волокли в одиночную палату без удобств и закрывали его там до успокоения оного, а потом врач приходил сам, причем не обязательно главный. Впрочем, в нашем случае санитары получили прямое указание главврача, а в этом тоже не было ничего необычного.
Дошли быстро, потом один из санитаров постучался в дверь с табличкой «Главврач М.С.Конов», приоткрыл дверь, заглянул и коротко буркнул:
— Привезли.
Главврач, видимо, что-то сказал, потому как новоприбывшую тут же втолкнули в кабинет, усадили на стул напротив главврача. Комплекцией этот М.С.Конов практически ничем не отличался от санитаров, разве что был старше их. В волосах было слишком много седых прядей, смотрел он на пациентку сквозь очки.
— Снимите с нее это, — немного брезгливо сказал М.С.Конов санитарам.
— Но, Михаил Сергеевич… — собрался было возразить один из санитаров.
— Снимай, снимай. Никуда она не денется, вон, решетки на стенах, а вы постойте за дверью.
Дело санитаров маленькое, что скажут, то и делают. Сделали и на этот раз. В итоге, как и добивался главврач, он и пациентка остались один на один в одном кабинете. Пациентка, девушка в возрасте 25 лет, весьма симпатичная, смотрела на главврача, как на врага народа. Главврач, в свою очередь, рассматривал ее заинтересованно, вместе с этим не спеша достав откуда-то из под стола потрепанную папку для бумаг на тесемках, положил перед собой и, открыл и сказал:
Читать дальше