Ганнибал: Лиловый (II)

— Что же теперь? — спросил он, хотя в самом деле его не очень это интересовало. Как во сне, Леарза полностью положился на течение; куда вынесет его?.. Это ему было все равно.

— Посмотрим, — отозвался Бел. — В любом случае, прошлое остается позади, и придется привыкнуть к этому.

— Я буду жить… на вашей планете?

— Да, конечно. Скоро мы туда уже отправимся.

Леарза смолчал, только наклонил голову. Эти новые странные слова были пустыми для него и не несли в себе никакого смысла. Но ведь это сон?..

Тем временем люди напряженно ожидали, следя за показаниями приборов.

Зонд, будто бы не замеченный, действительно отправился следом за неопознанным кораблем; тот продолжал удаляться, понемногу развивая скорость до третьей космической, и профессор в кабинете капитана рассеянно дергал себя за бороду, а сам капитан наблюдал за происходящим на мониторе. Зонд продолжал непрерывно передавать сведения, точно следуя за чужаком, не приближаясь и не отдаляясь от него.

Вдруг все исчезло.

Какое-то время и капитан, и профессор оставались неподвижными, будто ждали, что сейчас наладится; потом уже капитан негромко выругался, а профессор спокойным своим голосом произнес:

— По всей видимости, они все-таки обнаружили зонд и уничтожили его.

— Мы их упустили.

— Ничего страшного. Мы будем искать. Мы наверняка еще встретимся с ними.

Профессор Айнсли Квинн вздохнул, привычно огладил свою роскошную бороду и нахмурился.

Бела Морвейна он знал вот уже много лет: преподавал ему культурологию Катар, когда тот обучался в ксенологическом, и с тех пор они работали вместе, хотя во время выполнения своих задач сталкивались не всегда.

Морвейн был проблемным студентом еще в те годы, и Квинн хорошо был осведомлен о том, что Лекс настойчиво рекомендовал ему избрать другой жизненный путь; однако упрямства этому вечно угрюмому молодому человеку было не занимать, и так он оказался в ксенологическом, где был одним из лучших в учебе, однако квалификационные экзамены сдал только с четвертой попытки.

И вот теперь Морвейн снова пошел наперекор указаниям Лекса. Он возвращался на станцию едва ли не самым последним, и в его шаттле сюда прибыл единственный выживший руосец, потерявший сознание, и, конечно, это поставило их в сложное положение: вернуть руосца на его родную планету уже не представлялось возможным, противоречило и логике, и этике, потому профессор Квинн, несколько обескураженный, вынужден был оставить все как есть.

Прекрасно все осознавал и сам Морвейн, с угрюмым видом стоявший напротив. И все-таки, невзирая на это, приволок несчастного мальчишку с собой.

— Ну и что? — наконец спросил профессор.

— Он пришел в себя, — отчитался Морвейн. — Ведет себя крайне тихо. Не задает никаких вопросов.

— Конечно, несложно угадать, каково его состояние, — пробормотал Квинн. — Надеюсь, ты понимаешь, Беленос, что это был крайне опрометчивый поступок с твоей стороны?

— Разумеется, профессор, — напрягся тот. — Но я все же думаю, что у него есть все шансы ассимилироваться.

— Он никогда не ассимилируется до конца, — возразил Квинн, и в его голосе впервые, кажется, прозвучали жесткие нотки. — Он не в состоянии будет усвоить столь большое количество информации, наша культура будет слишком чуждой для него, и, помимо всего прочего, всегда остается определенный риск.

— Я знаю.

— И тем не менее, ты приволок его сюда. О чем ты думал, Беленос? О том, что спасаешь жизнь? Ты не подумал, что иной раз быстрая смерть лучше того, что ждет человека в будущем?

— Я много раз думал об этом, профессор.

Квинн взглянул на него, хотел было что-то сказать, но остановился, вздохнул снова; махнул пухлой рукой.

— В твоих логических построениях есть ошибки, которые ты никак не хочешь замечать.

Морвейн сжал губы, но глаза его смотрели твердо.

— Я все-таки не согласен с вашей точкой зрения, профессор. Научный подход требует воспроизводимости экспериментов, но вы поставили эксперимент лишь единожды и отказались повторять его. Что, если повторное проведение даст совершенно иной результат?

— Эти эксперименты бессмысленны, Беленос, и это признал не только совет, но и Лекс. Более того, они потенциально опасны. Не я ли рассказывал тебе на лекциях о том, что случилось с выжившими ятингцами?

— Я прекрасно знаю, что с ними случилось, профессор. Но он один. Он по отношению к собственной расе атавистичен, у него близкий к нашему склад ума. У него есть шансы, или вы станете отрицать это?