Ганнибал - Лиловый (II)

И он, вскочив, немного смешной трусцой направился наверх по склону. Корвин опустился на покрывало, занялся оставленной Сетом сумкой. Тильда сидела, обхватив себя ладонями за колени, и смотрела на озеро.

Леарза думал о том, что раньше не приходило ему в голову: люди Кеттерле не всегда были такими, какие они есть. Ведь некогда его собственные предки составляли с ними один народ… но их пути разошлись. Через какие же тигельные печи шли эти люди, что стали холоднее металла?

— Мне кажется, — наконец негромко сказал он, обращаясь преимущественно к Корвину, — что боги как-то связаны… с чувствами. У нас им пели гимны… а сколько всего вкладываешь в молитву!..

Журналист вытащил из сумки бутылку и фыркнул, пожав плечами.

— Хочешь сказать, современные люди бесчувственные.

— …Есть немного, — буркнул Леарза. — Поначалу я не понимал, в чем причина, но сейчас начинаю понимать. У них у всех лица, как маски! Кажется, будто они умеют только улыбаться, а на большее не способны.

Корвин открыл бутылку и поднял глаза к небу; его острое лицо приняло задумчивое выражение.

— В их головах холодные машины, — произнес он. — Но сердца у них живые…Ты знаешь, парень, в определенную эпоху очень многие поэты писали стихи на эту тему.

— Оседлал своего любимого конька, — негромко заметила Тильда и хихикнула. Леарза смотрел на Корвина в упор и не заметил, как сзади подошел Сет, снова уселся на покрывале, обнимая что-то; Корвин бросил на того взгляд и сделал малопонятный жест рукой с бутылкой.

— Если бы у них было сердце, — сказал Леарза, — они бы не стали смотреть, как гибнет моя планета, сложа руки.

Никто не ответил ему на этот раз; Тильда опустила голову, теребя тонкими пальцами травинки, Корвин снова уставился на озеро. Потом звучным голосом выразительно прочитал:

В руках Сета раздался звон струн. Леарза от неожиданности дернулся и наконец обернулся на него: андроид держал музыкальный инструмент, отдаленно по форме напоминающий барбет, с длинным грифом и плоским корпусом обтекаемой формы.

— Лишенные эмоций люди не пишут стихов, — мягко заметил Корвин. — Поначалу андроиды вовсе не умели этого делать, но когда наши создатели наделили нас эмоциями, мы научились. Как думаешь, почему мы так отличаемся от них? Кажемся живее ?

— …Не знаю, — смутился Леарза.

— Потому что они дали нам жизнь, — задумчиво пояснил тот. — И они балуют нас, как родители балуют единственного, с трудом зачатого ребенка. Нам разрешено все, вплоть до буйного припадка. Сет и Каин могут чисто по-человечески развязать драку. Никто из людей себе такого никогда не позволит: они старшие .

— Я не очень-то понимаю, Корвин.

— Потом, быть может, поймешь.

Снова зазвенели струны; Тильда вскинула русую голову.

— Может, уже хватит философии? — фыркнула она. — Сет, сыграй что-нибудь!

Тот послушно взял первый аккорд, а журналист выудил из сумки еще одну бутылку и протянул ее Леарзе. Больше уж никто о серьезных вещах не разговаривал; Тильда пела, высоким чуть хрипловатым голосом, Корвин принялся вполголоса пересказывать древние мифы обитателей Тойнгира, веривших, что Гвин-ап-Нуд — священная земля, и небо мягко плыло над ними, и можно было даже воображать, что никаких небоскребов, никакой цивилизации на этой планете вовсе нет, только эти четверо людей на пестром покрывале. Лишь много позже Сету позвонил, заставив его оборвать игру, Каин, уточнил, где их искать: все-таки приедет, подытожил тот. Леарза поначалу неохотно пил знакомый уже напиток, который в прошлый раз утаил от него остаток вечера в тумане, но потом все равно легкая дымка окутала ему взгляд, и к тому же совсем близко сидела Тильда, чье присутствие по-прежнему некоторым образом смущало его. После звонка Каина Сет отложил свой инструмент, и они с Корвином разговорились о чем-то: Леарза не слышал их, Тильда поинтересовалась, как у него с лекциями профессора, и он стал рассказывать ей. Она слушала-слушала, склонив голову набок, потом улыбнулась и невпопад как-то спросила его:

— Как тебе с нами? Не страшно? Ты, наверное, злился, когда узнал, кто мы такие на самом деле?

— Н-нет, — растерявшись, соврал он. — Ну, я… мне все еще немножко не по себе, когда я об этом думаю, но когда я с вами, я просто не могу этого помнить. Вы такие живые, как настоящие люди, и с вами мне даже лучше, чем с… ними.