Дэвид Митчелл - Голодный дом

О господи, какая красота!

Боже, как переливается!

Оно живое… Это моя…

…На меня надвигаются лица близнецов – Иона слева, Нора справа, – лица гладкие, алчные, губы выпячены, будто для свиста, всасывают… что? Да мою душу, это ведь она медленно и неумолимо растягивается, как густая клейкая масса, как тягучий пластилин. Половина души струйкой дыма отправляется в рот к Норе, половина – к Ионе. Я разрыдался бы, если б мог, заорал бы: «Убью гадов, вы у меня поплатитесь, я вас из-под земли достану!» – но от Гордона Эдмондса остался лишь сор. Шелуха. Скорлупка. Оболочка из плоти и кожи. Близнецы ахают, тихонько постанывают, как наркоманы, когда дурь в крови полощет. Накатывает оглушительный шум, будто конец света пришел, а потом наступает полная тишина, как наутро после конца света. Зависший сгусток-мозг исчез, воздушные отростки тоже пропали. Будто ничего и не было вовсе. Близнецы стоят на коленях по обе стороны свечи, друг против друга, неподвижные, как замершее пламя. Зеркало опустело. На полу валяется крошечный обгорелый клочок – все, что осталось от мотылька.

– Пять, – заявляет Аксель Хардвик, аспирант-астрофизик, с ног до головы в вельвете, черные кудри коротко острижены, и на самом деле зовут его не Аксель, а Алан, но он считает, что Аксель звучит лучше, как у солиста Guns N’Roses .

Аксель глядит на нас так, будто это мы на встречу не явились.

– Нет, само собой разумеется, что тупицы рано или поздно отсеиваются, но чтобы сейчас, в самом начале семестра, явились всего пять человек – это никуда не годится.

На первом этаже паба шумно, по лестнице до нас долетает пьяный гомон, мне в голову лезут посторонние мысли: вот если бы я в первую же неделю учебы записалась не в Общество паранормальных явлений, а в Общество любителей фотографии, как и хотела, то быстрее обзавелась бы знакомыми. Но тогда мы с Тоддом не встретились бы.

Тодд Косгроув, второкурсник, студент математического факультета, застенчивый, хрупкий паренек, чем-то похожий на эльфа, в черном пиджаке, белой майке, бордовых джинсах и ботинках «кэмел». Он – вице-президент Общества паранормальных явлений и фанат группы The Smiths – сидит за столом напротив меня и потягивает свой ньюкаслский темный эль. Волосы у него густые, с челкой, цвета крепкого чая без молока. Тодд из местных, до сих пор живет с родителями, но беспомощным или странным его не назовешь – он умный, добрый и сильный, так что наверняка есть какое-то объяснение, почему он не покидает родного дома. Всякий раз, когда я пытаюсь с ним заговорить, мозг отключается и язык не ворочается, зато ночью стоит глаза закрыть – и Тодд тут как тут. С ума сойти. Прямо как в песне поется: «любовь с ума свела».

– Наверное, многие просто ноги бить не захотели, – говорит Анжелика Гиббонс, второкурсница с факультета антропологии.

В ней больше от гиббона, чем от ангела. Растрепанные патлы выкрашены ярко-синим, на ногах «док-мартенсы», рядится в яркие шмотки, изображает из себя гадалку и, как и я, девушка крупная. Широкая в кости. Я думала, мы подружимся, но, когда мы с ней тест на телепатию прошли с результатом восемнадцать процентов, она презрительно заявила, что, мол, экстрасенсорным потенциалом я не обладаю вообще. За «вообще» стало обиднее всего.

Аксель недовольно морщится:

– «Лиса и гончие» всего в двадцати минутах ходьбы от общежития. Мили две, не больше. А бюджет Общепара на автобусные билеты я тратить не намерен.

Он крутит по столешнице подставку для пивной кружки. Над камином висит эмалированная жестянка с рекламой пива «Гиннес»: лепрекон на скрипочке играет, тукан приплясывает.

– Вот я это и говорю, Аксель, – вздыхает Анжелика. – Ты совершенно прав.

– Может, они все вместе пошли – и потерялись по дороге, – замечает Ланс Арнотт, третьекурсник философского факультета, в обсыпанной перхотью майке с пинкфлойдовской «Стеной».

От него несет гамбургерами. В Силчестере, на развалинах римской виллы, Ланс начал ко мне приставать. Здравствуй, ужас. Кошмар на улице Вязов отдыхает. Чтобы отвязаться, я ему сказала, что у меня в Малверне бойфренд, но Ланс решил, что я себе цену набиваю.

– Эй, а куда твоя подруга подевалась, Ферни? – спрашивает он.

Ферн Пенхалигон, как и я, первокурсница, учится на факультете актерского мастерства. Волосам ее Рапунцель позавидует, сама тощая, как манекенщица, родом из Корнуолла, но всю жизнь прожила в Челси. На ней джинсы от Александра Маккуина и анорак с британским флагом. В общество она вступила якобы для того, чтобы «хорошенько изучить паранормальные явления» – она, видите ли, исполняет главную роль в спектакле «Привидение».