— А у тебя какой психоделический возраст? — не выдержал я.
— Девяносто восемь.
— П**дишь? — вытаращил я глаза.
— П**дел бы — сказал бы, четыреста двенадцать. Во мне древний и мудрый дух живёт. Хороший, правильный дух. Не меняй ничего в доме, Мёрдок. Запах — херня. А вот за защиту — ты мне однажды спасибо скажешь.
— Я ж всё равно нихера не понимаю, Мэйтата, — погрустнел я. — Дух какой-то... Чё он мне тут сделает?
— Пока душа жива — ей всегда можно сделать плохо, Мёрдок. Но тот пидорский дух глупый. Он только и может, что резать тебе крылья, когда ты пытаешься взлететь. А ты научись ходить. Притворись, что не нуждаешься в крыльях. И тогда однажды он расслабится, и ты загонишь ему в жопу раскалённый рашпиль. Но я и так уже сказал тебе слишком много. Много такого, чего ты пока не в силах осознать. Однажды ты почувствуешь, что пора, и найдёшь меня снова. А до тех пор, Мёрдок... — Мэйтата сжал мне руку ещё крепче, так, что у меня аж чуть яички вовнутрь не втянулись от испуга. — До тех пор твой дом — твоя крепость. Трахай баб. И бухай. Постоянно.
И он ушёл в лучах заката, ни разу не обернувшись, прямой, несгибаемый, сильный и независимый Мэйтата. Мне пришлось немало пережить, прежде чем я понял, что он для меня сделал. Прежде чем до меня дошло, что за дух преследует меня всю мою жизнь, не оставив и после смерти.
А пока... Пока я предпочитал решать проблемы по мере их поступления. Вот, к примеру, репетиция. Как там мои бравые ребята, а?
— Е-**-нуться! — прошептал Рома, отойдя от оборотной стороны кулис.
— А я тебе чё говорил? — пожал я плечами. — Не ссы, юнга. Война — херня.
Даймонд, как и обещал, устроил празднество на арене, где происходили дуэли. Где я вшатал Дона и Иствуда. Здесь, разумеется, сделали некоторые преобразования. Например, поставили деревянную примитивную сцену посередине.
Мы тусовались в помещении, в котором предполагалось тусоваться «гладиаторам». По факту им никто никогда не пользовался, ибо приходили чисто порешать текущие тёрки. Но арену типа «колизей», видимо, пытались сделать аутентичной, так что закуток тоже нарисовали, и он долго ждал своего часа. Дождался. Вот они мы. Так и мы однажды дождёмся своего часа. Вот сейчас...
Рому колдо**ило явно. Иствуд переживал по-тихому. Вивьен, казалось, было вообще по-барабану. Я... Сложно сказать, какие я испытывал эмоции. Пожалуй, я слишком задолбался, чтобы позволить себе такую роскошь вообще. Но тоже подошёл к портьере, отодвинул чутка, окинул взглядом сегмент арены, доступный моему взору.
Н-да... Трибуны-то ломятся. И чем этот п**дюк их приманил? Неужто халявной хавкой и выпивкой? В принципе, чё бы и нет. Халяву люди всегда любили.
Мы вчера вечерком проверяли развешанные по городу в изобилии объявления. Про рок-группу «Благодарные мертвецы» было написано разве что между строк: Даймонд обещал «сюрприз».
Вообще, он знатное количество макулатуры расклеил. В том числе — свои рожи с обещанием спокойной жизни Линтону. А вот плакат Дона я нашёл только на двери «Вспышки справа». Дон был прост и незамысловат: «До 15 ноября каждая третья выпивка — бесплатно!»
Пятнадцатого — день выборов, завтра... Нет, Дон — мужик хороший, но в плане пиара — даже хуже меня. Хоть бы посоветовался с кем, что ли.
Я едва успел отскочить от портьеры, заметив несущуюся на меня Сандру.
— Ф-фух! — выдохнула она, оказавшись в нашем закуточке. — Ну, п**дец, Мёрдок.
— Пресс народу, да? — жалобно спросил Рома.
— Дон пришёл, — не обратила на него внимания Сандра.
— Б**дь, — вздохнул я.
— Да всё равно бы узнал.
— Так-то да, но я б с ним хоть по**здеть успел...
— Мёрдок, посмотри мне в глаза.
Я посмотрел.
— Если хочешь всё отменить — я тебя не осуждаю. Ты же понимаешь, что после этого выступления всё изменится. В лучшую ли сторону — не знаю, но что Дона ты потеряешь — точно. Это не под действием заклинания трахнуть бабу, с которой он расстался. Это всё равно что его самого раком поставить.
— Сэнди, — поморщился я, — ты что, думаешь, я этого не понимаю? Да я это лучше тебя понимаю. Не сыпь мне соль на рану.
Сандра внимательно смотрела мне в глаза и молчала. Зато вдруг заговорила Вивьен:
— Иногда так приходится делать. Приходится делать больно хорошим людям, чтобы достичь своей цели. Об этом не принято говорить, но кругом — миллионы посредственностей, которые могут похвастаться лишь тем, что у них много друзей, которым они никогда не делают больно. А больше эти посредственности не преуспевают ни в чём. Каждый человек рано или поздно делает выбор: что для него главнее в жизни? Он сам, или его друзья? И разумный человек всегда выберет себя. Потому что если и его друзья поступят так же, мир в целом станет куда справедливее и счастливее. Вот чему я научилась у тебя, Мёрдок. И теперь, если ты меня простишь за это, я говорю это тебе. Потому что я-то — сверхсложный алгоритм, мне проще. А ты колеблешься.
Читать дальше