Ян Вирин - 23-й век

Тут Канилаба рассердился, якобы показывая, что возмущён такими обвинениями.

— Да вы что, в своём уме?

Он произнёс это так убедительно, что Мишель и вправду замешкалась…но только на секунду — инструкции Рентона хорошо лежали у неё в памяти.

Разозли его как можно сильней… — говорил ей Рентон.

— Я в своём уме, профессор. Как вы мне тогда объясните, всё то, что вы мне говорили вчера?

— А что я вам говорил вчера?

Опять тянет — подумал Рентон — не давай ему отдыха…. атакуй.

— Вчера вы мне говорили, что вы — революционер. Что хотите сменить руководство. Я поняла, что себя вы считаете подходящем кандидатом…

Лицо профессора начало понемногу искажаться. Та спокойная улыбка, под которой скрывались все его мысли исчезла, и теперь на лице были негодование и раздражение, весьма по понятной причине.

— Это ложь… — прошипел он — Клевета!

Мишель испугалась. Глаза профессора налились кровью, и он стал похожим на разъярённого быка. Она понимала, что достигла своей цели, но теперь надо было как-то сдержать профессора, дать время Рентону проанализировать его.

Она попыталась успокоиться и придать своему лицу непоколебимое выражение.

— Не стоит так нервничать, Канилаба… мы давние друзья и…

Но профессор был разъярён. Он привстал со стула и по его глазам было ясно, что он не желает доктору ничего хорошего — а наоборот.

Вдруг он инстинктивно отдёрнул свою руку от ручки кресла от боли, которую внезапно почувствовал.

— Что за чёрт…? — успел проговорить профессор. Он упал обратно в кресло, в глазах у него потемнело, как будто кто-то выключил свет — он потерял сознание.

Мишель глубоко вздохнула и обернувшись к шкафу, сказала:

— Ещё чуть-чуть и он бы прирезал меня, Рентон!

Из шкафа вылез Рентон и потянувшись, сказал:

— Как трудно сидеть на одном месте и не двигаться. Кровь останавливается…!

— Стюарт, я тебе говорю, это ерунда!

— Не ерунда! Есть вещи, которые ускользавают от службы безопасности. Ведь ККА очень большая станция, и мне кажется, что нашу службу надо расширять.

— Да куда её расширять, и так работы нет. Вот мы, например. Весь день ходим и ходим, патрулируем… этот корпус номер один меня уже заколебал! Ну что тут уже может произойти?

Двое служащих завернули за угол и вдруг увидели человека, сидящего на диване возле телевизора в одном из салонов корпуса. Корпус был учебный, то есть в нем проводились лекции, но в такое время — в семь часов вечера, увидеть здесь сидящего профессора было странно, так как все лекции уже давно закончились, и они вот уже как два часа блуждали по пустующему корпусу.

— Кто это, Макси?

— Черт его знает. По одежде видно, что профессор, а кто именно… я не знаю. Пошли подойдём, как-то он странно сидит.

Канилаба и вправду сидел странно — с закрытыми глазами. Да и сидел он только благодаря спинке и ручке дивана — если бы его посадили по-другому, он бы просто напросто свалился. Издалека он походил на статую — ни одного движения. Можно было подумать, что он спит — но вот только поза была странной — очень уж правильно он сидел для сна.

Подошедшие члены службы безопасности ККА сначала испугались — им показалось, что он не дышит. Но при осмотре сидящего они заметили небольшие вздохи и выдохи, совсем небольшие — необычные.

Макси попытался разбудить профессора голосом, но тот не проснулся.

— Не слышит… видно глубокий сон…

— Может вызовем медицинскую службу, Макси. Не наше дело трогать разных спящих людей? — со страхом в голосе спросил Стюарт.

Стюарт был новичком, и его страх был понятен, но Макси вот уже около десяти лет работал на ККА и знал свой долг.

— Да помолчи ты… надо проверить его пульс… наверно замедленный — предположил Макси.

Взяв руку профессора, Макси вздрогнул — она была напряжена. Все мышцы были сжаты, а кисть собрана в кулак.

— Ёлки-палки, ведь его обработали тюрениумом! — воскликнул он.

— Чем? Кто? — переспросил новичок.

— Стьюи, слушай меня. Вызывай медиков и побыстрей. Скажи им, что профессор был обработан тюрениумом и у него спазм. Они знают, что это значит. Я пока посмотрю, нет ли тут поблизости ещё кого-нибудь. Хорошо?

— Тюрениум… спазм… — повторил новичок — Хорошо. Я пошёл…

Макси почти что был уверен, что сжатые мышцы профессора — реакция его мозга на тюрениум, хотя и знал он о такой реакции только по электро-книжкам. Такая реакция называлась спазмом, в них также описывалось, что во многих случаях исход такого спазма был смертельным. Именно из-за этого он послал Стьюарта за помощью сразу же, не теряя ни минуты.