Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов. Романы

— Пошли, — нетерпеливо сказала Диана. — Это Скрач. Не бойтесь его, он ручной и совершенно безвредный.

Они медленно двинулись дальше, а создание на колонне их внимательно разглядывало. Затем оно сказало:

— Она говорит — только Скрач. Презрительно говорит. Она всегда говорит правду, потому что она правдивая и даже благожелательная особа. Вы видите перед собой демона из колодцев ада и можете либо жалеть, либо презирать его.

— Он всегда драматизирует, — проговорила Диана. — Он останавливает каждого, кто придет в гости и рассказывает свою историю. Конечно, здесь никто не знает, правдива она или нет, но он все равно рассказывает. Дайте ему возможность, и он совсем заговорит вас.

— А что он такое? — Спросил Дункан.

— Он же сказал вам: он демон из ада. Он был здесь привратником почти столько же времени, сколько стоит замок.

— Они назвали меня привратником, — возразил Скрач, — но я не при входе. Я прикован к этой колонне, чтобы смешить людей, но не все они смеются. Мне кажется, чаще я внушаю им глубокую жалость как самое несчастное создание, беглец с места своего рождения, а не настоящий жилец этого пышного и славного дворца. Посмотрите на меня, пожалуйста, и вы увидете, вру ли я. Посмотрите на мои помятые рога, на горб на спине, на изуродованную ступню, покалеченные руки, скрученные артритом — результат грязи, сырости и холодного климата этой самой что ни на есть варварской страны.

— Скрач, заткнись! — Резко приказала Диана.

— И пожалуйста, — продолжал Скрач, — взгляните на мой хвост, который, как и рога, составляет гордость всякого демона. Посмотрите и скажите, можно ли им гордиться. Он сломан в трех местах и не исправлен как следует, хотя поправить его — пустяк для любого хирурга.

— Скрач, — сказала Диана, — я велела тебе замолчать. Прекрати болтовню. Нашим гостям ты вовсе не интересен.

Дункан видел, что все сказанное Скрачем — правда. Последняя часть хвоста выглядела удивительным зигзагом, как будто перелом не пытались укрепить для срастания, а если и укрепляли, то очень плохо. Левая нога была перебита по меньшей мере трижды, копыто приросло неправильно. К этой ноге была прикреплена цепь, другой конец которой крепился к тяжелой металлической скобе, утопленной в камень. Уродливый горб поднимал его острые плечи. Левый рог был в порядке — короткий, но крепкий. Зато правый искривился, потрескался и склонился к самому лбу. Руки с полусведенными пальцами болтались.

Конрад подошел поближе и дотронулся до искалеченной руки демона.

— Ах ты, несчастный сукин сын! — Сказал он сочувственно.

— Давайте пойдем, — холодно заметила Диана. — Не стоит он вашей жалости.

Первым делом Диана осмотрела раны. Она смазала целебной мазью рану Конрада, очистила ободранное лицо Эндрю, смазав его смягчающей мазью, промыла ранки на лбу Дункана. Мег, не получившая ни одной царапины, села на стул, слишком высокий для нее и с хихиканьем рассказывала о своем участии в битве.

— Поверьте, старая девка знала, что делала. Я легла на землю в стороне от вредного пути. Я никого не могла убить, потому что у меня нет для этого силы, но мешала я им здорово. Я нашла крепкую ветку от колючего дерева и издали хлопала безволосых по голым ногам. Они не видели, кто их бьет, а я щелкала их изо всей силы, сколько ее есть в моих тощих руках. Они подпрыгивали и отступали, а милорд в это время рубил их мечом, отшельник пронзал посохом.

— Всегда в брюхо, — гордо добавил Эндрю. — Брюхо мягкое и легко протыкается при точном ударе.

— Прямо не знаю, как вы справились, — покачала головой Диана. — Я неслась туда со всей возможной скоростью, но…

— Наше оружие крепко, — ханжеским тоном произнес Конрад, — потому что наше дело правое.

После лечения они исследовали длину и толщину хорошо прожаренного бычьего бедра, большой каравай хлеба, круг сыра, блюдо жареной птицы, оставшейся со вчерашнего дня, и корзинку сочных груш.

— Когда Кутберт не забывает о еде, — сказала Диана, — он первоклассный едок. Он любит хорошую птицу, причем почаще и побольше, и понимает в ней толк.

Они сидели за столом в кухне, там же, где Диана их лечила. Лекарства были отодвинуты в один конец стола, а еда поставлена на другой.

— Я прошу извинения, что подаю вам в таком неблагородном месте, но столовая наша чересчур пышна. Мне в ней как-то неловко. По-моему, она излишне роскошна, и вы, я думаю, сказали бы то же самое. После еды там нужно перемыть, высушить и поставить на место кучу фарфора и серебра. Слишком много работы.