Клиффорд Саймак - Заповедник гоблинов. Романы

— Посмотрите, какой он милый, — обрадовано сказала ведьма, — и он меня любит.

Она потрепала его по голове. Беккет в экстазе заизвивался.

— Идем, мой дорогой, — сказала ведьма.

Она повернулась и пошла к дому, а Беккет, по-прежнему на четвереньках, побежал за ней.

После этого все занялись чаепитием. Ведьма, которой помогли множество добровольцев, принесла чай и печенье. Все это поставили на столе рядом с норой людоеда.

Корнуэлл осмотрелся, но ни неуклюжего гиганта, ни церберов, не было видно. Совершенно неожиданно место приобрело счастливый и безмятежный вид. Мягкое осеннее солнце клонилось к горизонту, снизу доносилось бормотание ручья.

— Где лошади? — спросил Корнуэлл.

— Они ниже по ручью, — ответил Хол, — на маленьком лугу по колено в траве и наслаждаются ею. За ними присматривает Снивли.

Прискакал на трех лапах Енот, сжимая в четвертой печенье. Хол подобрал его, и Енот, удобно устроившись у него на коленях, начал жевать печенье.

— Я думаю, все кончилось, — сказал Корнуэлл. — Присоединимся к остальным.

— Интересно, как будут действовать церберы, когда поймут, что до Беккета им не добраться? — сказал Джиб.

Людоед сунул в рот печенье и искоса взглянул на Корнуэлла.

— А кто эта «тряпка», что тебя сопровождает? — спросил он у Мери.

— Он не «тряпка», — ответила девушка, — и если вы не прекратите говорить гадости, то на себе испытаете его силу.

Она сказала Корнуэллу:

— Он вовсе неплохой, просто так привык.

— Ну что ты стоишь? — проворчал людоед. — Садись рядом и бери чай. Я бы предложил и печенье, но его уже нет. Никогда не видел таких прожорливых гостей: набросились на печенье так, как будто умирают с голоду.

— После вчерашнего пира, — сказала Мери, — они не могут умирать с голоду.

— Они прожорливы, — заявил людоед. — Такова их природа. Несмотря на хорошие лица, они всего лишь утробы, прикрепленные к большим кишкам.

Корнуэлл сел рядом с людоедом, и одна из фей налила ему чай. Чашка была полна наполовину: чаю тоже осталось мало.

— Людоед хочет рассказать мне о родителях, — сказала Мери. — Он как будто хорошо их знал.

— Особенно твоего отца, — сказал людоед. — У нас с ним оказалось очень много общих интересов. Мы часто по вечерам сидели здесь, где сидим сейчас втроем, и разговаривали. Он был разумным и проницательным человеком, и разговаривать с ним было приятно. Он был ученым и джентльменом, уважал нашу землю и ее жителей и не боялся их, а это не часто встретишь у людей. Хотя леди я видел меньше, мне она тоже очень нравилась. А их девчонку я любил, как свою дочь. Я лежал в норе, когда она в нее бросала камни и грязь, и представлял себе, как она дрожит в диком ужасе, трясся от хохота.

— Трудно представить вас трясущимся от хохота, — сказал Корнуэлл.

— Мой дорогой сэр, это лишь потому, что вы меня не знаете. У меня есть качества, которые не сразу обнаруживаются.

— Я со вчерашнего дня думаю: может, мои родители пришли из того же мира, что и мистер Джоунз? — сказала Мери.

— Может быть, — ответил людоед. — В них было что-то общее с этим вашим Джоунзом. Но это выражалось не в словах и поступках, а в том, как они смотрели на мир, в какой-то их самоуверенности, которая временами перерастала в высокомерие. Они не явились с теми магическими машинами, которых так много у Джоунза, напротив, они пришли как скромные пилигримы, с мешками за спиной. Я как раз сидел на солнышке, когда вы втроем спустились по склону холма и перешли мост. Это было прекрасное зрелище, лучше которого мои старые глаза ничего не видели. У них было с собой очень мало вещей, только самое необходимое.

— И они вам нравились? — спросила Мери.

— Очень. Печален был тот день, когда они ушли на запад к Сожженной равнине. Они собирались взять тебя с собой, но я отговорил их. Я знал, что их самих бесполезно отговаривать идти. Я уже говорил, что в них не было страха: они верили, что если идут с миром, то им позволят пройти. У них была детская вера в доброту. Я думаю, что единственная причина, по которой они оставили тебя, была в том, что они ни на минуту не сомневалась в своем возвращении. Они успокаивали себя тем, что думали, что избавят тебя от трудностей пути. Не от опасности, как они считали, так как им ничего не грозит, а от трудностей.

— Значит, они ушли на запад, — сказал Корнуэлл. — Что они там искали?

— Не знаю, — ответил людоед. — Они ничего не говорили мне об этом. Когда-то мне казалось, что я знаю, но теперь я не уверен. Они что-то искали. У меня сложилось впечатление, что они хорошо знали, что ищут.