Вячеслав Рыбаков - Наш городок (Файл №224)

— Ну, честно говоря, я разницы не вижу, — насупился шериф. — А если вам нужно под­тверждение моих слов, поговорите... да хоть с его женой поговорите. Слухами земля пол­нится, честное слово. Вдруг жена что-нибудь да знает.

— Поговорим, — сказал Молдер. Оглядел в последний раз раскаленное, млеющее в струй­чатом мареве поле; потом — иссохшее кост­рище. Взгляд его задержался на вилке. И

взгляд шерифа задержался на вилке. И Мол­дер это почувствовал.

— Хотя, с другой стороны, я с ней уж не­сколько раз говорил, — пробормотал шериф Фэррис. — Не знает она ничего.

— Не знает так не знает, — решительно проговорила Скалли и первая шагнула к машине.

«Забавная была у них ситуация, — размыш­ляла Скалли, пока их «таурус», как привязан­ный, хвост в хвост за «лендровером» Фэрриса летел среди просторных, тающих в полуден­ном сиянии полей. — Если все так, как он го­ворит. Муж, бросивший (или выставленный за дверь?) жену (женой?), гордо и самодовольно (против воли и опричь души выполняя рас­поряжение департамента?) возвращается через несколько лет карьерных скитаний по столич­ным краям в края родные. Кто тут активная сторона, кто потерпевший? Принято считать, что в таких делах, как бы фактически ни ткалась уродливая ткань жизни, виноват — всегда муж­чина. Так уж повелось. Но, судя по дальнейше­му (если прозрачные намеки шерифа верны), — действительно наш исчезнувший показал тут себя, и только самого себя, во всей красе. Инте­ресно, жена тоже работает у Чейко? Надо уточ­нить, но, собственно, практически все занятое население Дадли занято именно на куриных угодьях этого могучего старика, одного из ос­новных кормильцев страны. И вот бывший муж возвращается туда, где до сих пор прозябает его жена. Возвращается, неизмеримо выше ее статусом и жизненным опытом, и начинает военные действия, одним из побочных следствий которых наверняка окажется то, что и женщи­на, с которой не сложилась у него жизнь, кое-как зарабатывающая в одиночку себе на бен­зин для автомобиля, окажется вовсе без работы. А может, это для всех нас — побочное след­ствие? А он лишь для того и затеял все? Пси­хика людская — топкие, вонючие джунгли, пе­реплетенные тугими лианами комплексов. Особенно мужская психика. Ведь пока суд да дело, Кернс, опять-таки если верить шерифу, унижал бывшую подругу жизни всеми иными доступными способами... Жаль. У Кернса на фото такое хорошее лицо. Лицо настоящего аме­риканца. Он мне так поправился поначалу.

Да, но тогда... тогда его побег с какой-ни­будь очередной красоткой кажется совершенно невероятным. Не укладывается в психоло­гическую картинку. Кернс нипочем не оставил бы дело незавершенным. Исчезнуть вместо того, чтобы окончательно растоптать ту, с ко­торой его связывала столь глубокая, много­летняя взаимная ненависть... Отказаться от триумфа накануне триумфа? Невозможно.

Возможно.

И даже вполне вероятно, более чем веро­ятно. В одном-единственном случае: если триумф сорвался. Грозил сорваться, и Кернс это уже знал, но не знал, кроме него, еще никто в городке.

Надо еще раз тщательнейшим образом оце­нить его рапорты, рекомендации и судебную перспективу процесса, который мог быть ими вызван. В сущности, решение будет именно тут: если процесс срывался, и игра Кернса оказы­валась блефом, провалившимся блефом — зна­чит, он сбежал и спрятался. Если выигрыш был у него в руках — значит... значит... значит, его, скорее всего, нет в живых. Обуреваемый жаждой мести жене маньяк, сам того, вероятно, не понимая, вызвал на поединок все местное производство, все доллары Чейко, все населе­ние городка, накрепко связанное с куриной ин­дустрией. Такое не могло окончиться хорошо».

Молдер вел машину и ни о чем не думал. Все, что до прилета сюда казалось ему загадочным или хотя бы двусмысленным, в пер­вый же час расследования на месте получило самые прозаические, самые приземленные и, честно сказать, малосимпатичные объяснения.

Что чувствует пушка, когда ее ствол ис­пользуют в качестве канализационной трубы?

...Нет, судя по тому, как выглядел и как был обставлен дом Дорис Кернс, она отнюдь не бедствовала. Ничего особенного, конечно, — но достаток ощущался во всем. Средний, нор­мальный, сытный американский достаток.

Столь же средней, похоже, была и сама Дорис. На таких не оглядываются в толпе. И вообще не оглядываются. Их просто не замечают. Конечно, ей давно уже перевалило за сорок, но она, похоже, относилась к тому типу женщин, которые очень мало меняются с возрастом — лишь помаленьку ссыхаются и блекнут. Окончательно блекнут. Не обменявшись ни словом, и Скалли, и Молдер одновременно решили для себя, что Дорис Кернс всегда была блеклой. Никакой.